— Очень. Давайте пальто. — Он помогает ей раздеться и отступает на шаг. — Выпейте.
Катя берет бокал.
— Андрей Алексеевич. Я… Я хотела попросить вас за Антонину Рублеву, — выговаривает она. — Ее арестовала Охранка.
Белоногов меряет ее взглядом.
— Я знаю.
— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы ее отпустили? Она сморозила глупость, но это была просто глупость, а на нее донесли и наверняка все еще раздули…
— Я все знаю.
— И что?
Он пожимает плечами.
— Но вы же были с ней близки!
— Вы за этим сюда приехали? — как бы лениво спрашивает он. — За нее просить?
— Нет, но… За этим тоже.
— Вы меня все время просите о чем-то, — говорит Белоногов. — И все время не о том. Почему вы это делаете?
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, я исполняю не все желания. Я как Дроссельмейер. Обладаю даром оживлять кукол, превращать их в людей. Но только потому, что в живых людей играть интересней.
Белоногов берет ее за руку и манит — она думает, что к оттоманке, но нет — к высокому торшеру, единственному яркому пятну в полутемном кабинете. Подведя Катю к источнику света, он становится так, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Не пытайтесь казаться лучше, чем вы есть.
— Я и не пытаюсь…
— Мне нравятся как раз мерзавки.
— Что?!
Он проводит большим пальцем по ее скуле, по ее щеке, останавливается в уголке рта.
— По поводу Антонины. Каков бы ни был у примы покровитель, после такой мерзкой инсинуации он ее у Охранного отделения отбить не сможет, — говорит Белоногов, не спуская с Кати глаз. — Она погибла.
Катя молчит, не зная, как ей теперь высказать то, за чем она приехала сюда помимо бедной Тоньки. Стряхивать с себя его руку она боится.
— Все? — спрашивает у нее князь.
— Нет. Нет. Это ведь вы способствовали тому, чтобы мне предложили дублировать ее в заглавной роли «Щелкунчика»?
— Вот, — одобряет он. — Вот теперь. И? И что же?
И вдавливает свой большой палец ей в рот. Она послушно открывает его.
Палец шершавый, на вкус кислый, воняет табаком.
— И что теперь будет с этой ролью? — невнятно произносит она.
— А что теперь с ней будет? — Он тянет своим пальцем ей щеку.
— Кто будет ее танцевать? — говорит она с рыболовным крючком в щеке.
Белоногов усмехается. Катя стоит перед ним с этой своей косой челкой, в марсианском французском платье, которому никто так и не поразился, в сапожках на каблуке. Просительница. Он вытаскивает палец у нее изо рта и отирает его о халат.
— Раздевайтесь.
— Что?
— Снимайте это дурацкое платье. Это кутюр, а не прет-а-порте, в реальной жизни такое никто не носит. Нет-нет, сапоги оставьте. Только платье.
