Он умолк. Настала тишина, которую не нарушали ни шум листьев, ни пение птиц, ни шорохи ночных животных. И запела одна из девушек. Мои глаза закрылись сами. Никогда я не слышала более прекрасного голоса! Он очаровывал с первой ноты. К певице присоединились её подруги по несчастью, они заиграли на арфах и лютнях. На плачущих, будто живых, флейтах. Это было восхитительно! Вместе они сплетали волшебную мелодию, уводившую в мир грёз и… раскаяния. Они пели о том, как тоскуют по оставленной юности, как сожалеют о покинутых родных и друзьях. О том, что прощают неверных любимых.
Зрители вытирали слёзы, в траве распускались белые цветы.
– Обещайте, сударыня: что бы ни случилось, вы не будете сводить счёты с жизнью.
Странная просьба! Разве я давала повод так думать о себе? И с чего вдруг мне становиться самоубийцей?..
– Обещаю.
* * *
Утром Аполинэр услала меня на склад керамогранита, потом я заскочила в цех лепнины и, посыпанная поверх складской пыли ещё и гипсовой, навестила одну квартирку в центре. Бедняжка была плоха: строители, приглашённые хозяевами по рекомендации знакомых (знакомые, вероятно, решили им за что-то отомстить), угробили всё, что можно было угробить. Неровные швы между мраморными плитами, небрежно уложенный паркет, перекошенные розетки-выключатели. И всё остальное – кривое, косое, недошкуренное и непрокрашенное.
– Видите, какой плинтус ужасный? – спросил прораб, небрежно махнув последней моделью айфона. – К стене не пристаёт.
– Конечно, кому нужна такая уродина… Приставать к ней…
– А дверь? – продолжал он, игнорируя мою иронию. – Наличник проём не закрывает.
– Как его закроешь, если он выше требуемого на пять сантиметров.
– У нас строго по чертежу! – ярился прораб.
– У вас – не знаю, а тут – полный бардак. Завтра приеду с заказчиком, будем составлять ведомость недоделок, – пробормотала я и пошла к выходу.
– Вы должны были контролировать! – проорал он в закрывающиеся двери лифта.
– Не должна. Надзор не оплачен.
* * *
– Лиза, дружок, выручай, – голос Аполинэр стал подозрительно ласковым. Когда она желала чего-то от кого-то добиться, начинала соблазнять своими русалочьими манерами, вне зависимости от пола соблазняемого.
Я пила на кухне чай с бутербродом, купленным по пути.
– Пожалуйста, съезди сегодня к Евгению.
– Полина, я же не веду его проект.
– Ну, дорогая, больше некому. Мы с Афанасием идём на презентацию, Саша заболел, Роман – в мебельном цехе, а у Светы от Евгения истерика начинается.
