Перед ним была часть уродливой комнаты, покрытой линолеумом и обставленной большим столом и виндзорскими стульями. На двух стульях, попавших в поле его зрения, сидели мужчины. Чарльз не знал ни одного из них, но их внешность нельзя было назвать привлекательной. Казалось, они чего-то ждут. Морган предположил, что он и есть это «что-то».
Он показал им большой металлический предмет, который держал в правой руке.
– Это, – медленно и отчетливо произнес он, – бомба Миллса. Я вынул штифт и удерживаю рычаг на месте, как вы видите, с помощью пальцев. Если со мной что-нибудь случится – например, если я случайно стукнусь головой – то, очевидно, я отпущу этот рычаг. Я не думаю, что это убьет всех здесь, но тот, кто останется после этого невредимым, будет счастливчиком. А сейчас я собираюсь войти и скоротать время с мистером Кэлхауном.
Он прошел вперед, пока не остановился у края рабочего стола. Человек, стоявший на посту за дверью, робко поднялся со своего места и сел рядом со своими товарищами.
Морган огляделся. Всего их было пятеро. Кроме Кэлхауна, на которого он без колебаний обратил внимание, как на лидера, в комнате сидел еще его слуга – человек по имени Мэппин, прозванный «Резателем», агент Блэка Донетти, еще один человек Кэлхауна по прозвищу «Шрамолицый» и еще один, личность которого Чарльз так и не узнал.
Мэппин держал за лезвие длинный нож и выжидающе смотрел на своего патрона, ожидая разрешения воспользоваться им. У него не хватило воображения, чтобы испугаться угрозы взрыва, но он, без сомнения, бросил бы нож и попытался бы спастись, если бы взрыв последовал.
Остальные оставались в бездействии и, как и Мэппин, ждали, когда Кэлхаун возьмет на себя лидерство.
– Я мистер Кэлхаун, – сказал Убийца. – Что я могу иметь удовольствие сделать для вас?
Морган улыбнулся:
– Вы можете снять парик, – сказал он.
Улыбка Кэлхауна не изменилась. Он носил ее, как маску.
– Или, возможно, я этого не сделаю, – отозвался он.
– Как вам будет угодно, – сказал молодой человек, махнув рукой. – Если вы чувствительны в этом вопросе, мы не будем на этом настаивать.
Он огляделся и заговорил снова:
– Знаете, Кэлхаун, я очень рад возможности увидеть вас и ваших друзей. Можно их назвать вашими друзьями? Я чуть было не сказал «союзников», но «друзей» звучит гораздо приятнее. Я много слышал о вас и всегда интересовался, что вы из себя представляете, но это, конечно, никому не известно. Это ваш образ да? Человек, который никогда не бывает одним и тем же в течение двух дней? Может быть, я и ошибаюсь, – продолжал он, – может быть, я ужасно ошибаюсь, Кэлхаун, но я не думаю, что вы когда-нибудь обманете меня. Ваши глаза, знаете ли, весьма своеобразны. Я знал двух мужчин с такими же глазами, как у вас – и теперь они оба мертвы. Попали под суд после того, как пересекли Атлантику. Они не были знакомы друг с другом, но оба принадлежали к вашему типу. Если мы будем иметь удовольствие долго общаться, я ожидаю, что увижу вас на виселице. Отныне всякий раз, встречая человека в затемненных очках, я буду подозревать, что он пытается скрыть глаза, подобные вашим.
