– Верно. Надо добраться до святилища. Но где оно? Вы это знаете?
– Нет, не знаю. Но сейчас мы с вами попробуем узнать. Идемте.
Он вышел. Пьер – за ним. Они по двору направились к шалашам, в которых жили новообращенные христиане, миссионерская паства. Дождь перестал, но в воздухе еще чувствовалась сырость. С соломенных крыш медленно падали капли на мокрую землю. Кругом было тихо, и даже лес спал в глубоком молчании, отдыхая после живительного дождя.
Миссионер остановился у одного из шалашей и негромко постучал кулаком в дверь, на которой мелом был нарисован крест. Когда за дверью послышался чей-то встревоженный голос, отец Равен и Пьер вошли внутрь. Священник зажег приготовленный заранее факел. На грубо сколоченной кровати, прислоненной к стене, полулежала женщина, всматриваясь в пришедших. Пьер разгадал план отца Равена.
– Это та, которую мы нашли сегодня утром, – шепнул он. – Теперь я понимаю вас. Ах, если бы она могла что-нибудь рассказать нам!
Священник сел на кровать рядом с молодой туземкой, ласково взяв ее за руку. Она подняла голову. Теперь, когда она успокоилась, когда ее уже не преследовали кошмарные видения, она производила впечатление еще более приятное, чем утром. Ее лицо, несмотря на раны и царапины, было положительно миловидным, а глаза светились таким хитрым и подвижным умом, какого никогда не приходилось встречать у ее соплеменников. Остановив на ней твердый и упорный взгляд, отец Равен начал на бангарском наречии:
– Слушай меня. Когда сегодня утром ты прибежала к воротам моего дома, почти умирающая, измученная от голода и жажды, обезумевшая от страха, я принял тебя к себе, не пытаясь узнать, ни откуда ты пришла, ни кто ты такая. Я не задал тебе ни одного вопроса. Я приютил тебя и позаботился о тебе, не думая о том, что, может быть, навлеку на себя месть людей твоего племени.
Отец Равен остановился на минуту, а Пьер следил по лицу женщины за впечатлением, которое производят на нее слова священника. Она внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова и правильно уловить мысль. Когда отец Равен смолк, она, опустив глаза, сказала:
– Я знаю твою доброту, великий отец, – и потом с тревогой в голосе спросила: – Ты оставишь меня у себя?
– Что бы ни случилось, ты останешься здесь, раз ты сама так хочешь. Я помог тебе утром, а теперь пришла моя очередь просить тебя о помощи. Хочешь помочь мне?
– Что я должна сделать? – тихо спросила она.
– Отвечать на вопросы, которые я тебе задам. И отвечать прямо, без хитростей, безо лжи, откровенно.
