Если бы Ванда следила за старухой немного внимательнее, она бы заметила, каким жадным блеском сверкал старушечий глаз.
– Хорошо, – сказала девушка, бледнея. – Хорошо. Допустим, я пойду за вами. Что же тогда?
– Если ты захочешь пойти за нами, я уверена, что этому никто не воспротивится.
– Это и я знаю, что никто не воспротивится. Еще бы воспротивится, если я сама предлагаю себя в жертву.
– Напрасно ты так говоришь. Тебе не причинят никакого зла. Никто не осмелится тебя тронуть. Ты говоришь жертва? Но вспомни, ты пришла со своим мужчиной сюда, в деревню. Мои воины были здесь. Их было двенадцать человек, а вас только двое. Если бы я захотела, чтобы ты стала жертвой, кто помешал бы мне захватить тебя? В моей хижине вы были, как звери в клетке.
Ванда раздумывала: «Во всяком случае, ничем серьезным я не рискую. Нужно только предупредить Пьера, чтобы не потерялись мои следы. Но самое главное – какими угодно средствами добраться до Мишеля, увидеть его, помочь, освободить. Будь, что будет!»
– Ладно, – сказала она вслух. – Я согласна. Что я должна делать?
Старуха-жрица приняла заявление Ванды совершенно спокойно, как будто она и раньше не сомневалась в ее согласии. Собрав на кровати и на полу рассыпанные монеты и положив их себе за пояс, она предложила Ванде.
– Переоденься в одежды наших женщин. Тебе не нравится это? Но иначе нельзя. Решайся.
– Что ж поделаешь? Давай.
Иенг, нагнувшись, вынула из-под кровати платье, широкие панталоны и головную повязку.
– Оденься вот в это. Сейчас же. Через десять минут я приду за тобой.
Она направилась к выходу.
– Подожди, – остановила ее Ванда. – Могу ли я послать записку своим друзьям?
– Да. Так даже будет лучше, – и колдунья вышла из хижины, закрыв за собой дверь.
Когда Ванда несколькими минутами позже вышла, переодевшись, к ожидавшей ее старухе, сумерки уже сгущались. Иенг держала в руках зажженный факел.
– Вот письмо, которое ты отошлешь отцу Равену.
– Он получит его сегодня же вечером.
И не говоря ни слова больше, Иенг тронулась в путь, приглашая Ванду следовать за ней. Они шли довольно долго, все время поднимаясь в гору. Уже вскоре по выходу из деревни до слуха Ванды донесся глухой шум, напоминающий отдаленный гул массы людей. Чем дальше, тем явственнее становился шум, и постепенно можно было уже различить отдельные голоса поющих женщин.
Иенг, сопровождаемая Вандой, из гущи деревьев вышла на площадку. Здесь, под наблюдением своих «колдуний», полукругом расположились женщины. Вся поляна была освещена колеблющимся пламенем факелов, воткнутых в землю.
