Зимняя коллекция смерти | страница 81
Алиса хорошо зарабатывала и не нуждалась в мужчине как источнике дохода. Она давно хотела человека, который будет обязан ей своим счастьем целиком. Ни Костя, ни Кен на эту роль не годились. Для них Алиса — всего лишь эпизод жизни, строчка в еженедельнике между ланчем с рекламодателем и вечеринкой в клубе. А она искала старомодного преклонения в духе поэтических гипербол XIX века: «богиня», «нимфа», «муза», «фея». Ей нужен был мужчина, для которого она сможет стать Изидой, альфой и омегой его маленькой вселенной. В начале XXI века такие ощущения были способны предоставить только за деньги, ну или по большой любви. Однако встретить ее было существенно сложнее, чем бархатистое тело с гибкими принципами.
Алисе захотелось взглянуть на себя в зеркало и, как говорят в Москве, припудрить носик. Пошатываясь, она поднялась и поплыла к туалету. Здесь стоял полумрак. Из маленькой изящной сумочки-шкатулки она достала дозу «снежка» и попыталась распределить ее при помощи золотой кредитки на стеклянной столешнице раковины. Затем она нагнулась, и тут ее затошнило. «Блядь!» — Алиса вскинула голову, втянула кондиционированный искусственный воздух жадными ноздрями и попыталась сосредоточиться на своем отражении в зеркале. Оно плыло и покачивалось. Дверь приоткрылась и кто-то вошел. «Привет!» — машинально сказала Алиса. «Привет, дорогая!» — Алиса увидела чей-то силуэт. Она открыла кран и, зачерпнув воды, умылась. Затем гордо откинув волосы, как делают все пьяные женщины, Алиса вновь посмотрела на себя в зеркало и с удивлением заметила, что вошедший — мужчина, и он стоит у стены напротив. Алиса мотнула головой, пытаясь отогнать наваждение. «Никита!» — сказала она вслух, но в прямоугольнике зеркала уже никого не было. «Бред! Какой тут может быть Никита, это ведь женский туалет!» — Алиса взяла золотую кредитку и вернулась к порошку. Тут дверь опять хлопнула. Алиса выругалась и подняла голову. В зеркале ей натянуто улыбалось лицо Оксаны Робски.
— Хочешь «снежка»? — спросила Алиса.
— Нет, спасибо, я еле на ногах стою. Поеду домой, — родоначальница рублевского эпоса подкрасила губы.
Алиса быстро втянула зелье, озорно подмигнула Робски, покрасовалась перед зеркалом, смешно втягивая щеки, и вышла. Она не могла знать, что писательница только что подарила ей несколько часов жизни. Человек, которого Алиса видела в зеркале, собирался ее убить, а теперь стоял в кабинке туалета и слушал разговор двух женщин. Сердце его с непривычки стучало так, что, казалось, вот-вот разорвется. «Никогда Штирлиц не был так близок к провалу», — пронеслось у него в голове, он улыбнулся и взял себя в руки.