Мелодия продолжалась. Преследуя. Зловещая. Эфирная.
Корвина выключила свет, решив попытаться уснуть. К тому времени, как они закончили ужинать в огромном обеденном зале, она так устала, что едва успела переодеться в пижаму, прежде чем лечь в кровать.
Но что-то не давало ей уснуть. Она не знала, что это было, но это тянуло ее сердце, тянуло ее к музыке, тянуло так остро, что у нее перехватило дыхание. Было ли это то, что ощущали моряки в прошлые века, когда звонили сирены?
Стиснув зубы, она легла, прежде чем тут же снова встала. Она должна была послушать эту мелодию. Для этого имелась причина. В последний раз она чувствовала это бездыханное притяжение прямо перед тем, как ее маму забрали, и тоска глубоко укоренилась в ее сердце. По какой-то причине это достаточно важно, и она не могла игнорировать это.
Мелодия продолжала доноситься до нее, когда она скользнула в обувь у кровати. Без фонарика она подошла к комоду, который делила с Джейд, и вставила свечу в канделябр, который держала там. Она подула на спичку и направилась к двери.
Джейд сказала, что ночью нет никаких ограничений, но обычно никто не покидал своих комнат. Она сделала смешное лицо, сообщив ей об этом, но Корвина была слишком измучена для дальнейшего разговора. Она бы тоже не вышла из своей комнаты, если бы не эта мелодия. Не потому, что она боялась темноты или чего-то, что таилось в ней; просто потому, что она устала.
Приоткрыв дверь, она выглянула в темноту коридора. Ее комната находилась на втором этаже башни, вместе с восемью другими комнатами, все из которых были тихими. Одна одинокая лампа висела сбоку рядом с лестницей, оставляя остальную часть коридора в темноте.
Корвина посмотрела на свою белую ночнушку с короткими рукавами и подумала, не стоит ли ей переодеться. Она всегда спала в платьях по ночам, а днём ходила в юбках и платьях. Свободные брюки стали новым дополнением к ее гардеробу только для путешествий.
К черту все это.
Глубоко вздохнув, она вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Холодный ветерок поднял пряди ее распущенных длинных волос, обволакивая ее, когда громкость мелодии увеличилась. Следуя по звуковому следу, она тихими шагами в свете свечей направилась к лестнице, понимая, что звук доносится сверху.
Схватив ночнушку свободной рукой, она медленно поднялась по лестнице, музыка становилась все громче и громче с каждой ступенькой, на которую она поднималась, ее дыхание участилось от последовательного подъема. Почему никто больше не просыпается от мелодии? Неужели они привыкли к этому? Или вообще ничего не слышали? Было ли это у нее в голове?
