— Кто-то должен был, — согласился он, убаюканный ее ласками.
Мария присматривала за ними и за замком, полным слуг, придворных и советников. На мгновение Витторио почувствовал вину за то, что не может ей все рассказать и что у него снова есть от нее секреты.
— Твой отец, кажется, любит всех контролировать. Я сейчас говорю не только о котенке, но и о том, что он думает, что ты женишься на той, на которую он тебе укажет.
Он тихо фыркнул.
— Это еще мягко сказано. Я уже был так женат. Все закончилось плохо.
— О, этого я не знала. Прости.
— В этом нет твоей вины, — сказал он, усмехаясь. И оба они вспомнили разговор, который произошел на катере.
— В некоторых семьях все так и устроено, не правда ли? — спросила Роза. — Родители стремятся управлять своими детьми, хотят, чтобы они жили такой жизнью, которой сами родители жить не сумели.
Он согласно кивнул, ощущая ее ласковые прикосновения, которые были словно бальзам для его души.
— А как устроена твоя семья, Роза? — Он виновато улыбнулся. — Я имею в виду твоего папу. Какой он?
— Он чудесный. Это он умолял меня уехать из дому и найти работу в другом городе. Я была счастлива там — мне было приятно следить за домом после того, как мамы не стало.
Но потом один за другим мои братья женились и покинули отчий дом. Мы с папой остались вдвоем. Тогда он сказал, что, если я не уеду из нашей деревни сейчас, я никогда не увижу мир и застряну там, ухаживая за ним, навсегда.
Она перестала его гладить и подняла голову.
— Мне кажется, сейчас мне не стоит говорить о моем отце.
Витторио потрепал ее по плечу.
— Это я виноват. Давай поговорим о чем-нибудь еще.
— Поговорим? — спросила она, и кончики ее пальцев снова пришли в движение и стали смелее ласкать его, описывая круги вокруг его пупка. Витторио почувствовал возбуждение.
— А что, есть идеи получше? — спросил он.
Ее рука опустилась ниже. С каждой минутой она становилась все смелее.
— А мы сможем, как ты думаешь?… Еще разочек?
Витторио проснулся от солнечного света, пробивающегося сквозь щели в тяжелых парчовых портьерах.
Он перевернулся на спину и протянул руку, ища источник своего удовлетворения и причину предвкушения, но обнаружил, что другая сторона кровати пуста, а простыни холодны.
Какого?…
Он приподнялся на локте.
— Роза! — крикнул он.
Но стул, на который он бросил ее платье после того, как снял его с нее, был пуст, так же как и ковер, на котором вчера стояли ее туфли. На полу валялись только его брюки.
