Время остановилось. Роза таяла, когда его рот скользнул по ее губам, раздвинув их так, чтобы она могла почувствовать его вкус, поцелуй стал глубже, его язык ласкал ее язык.
От Витторио исходил аромат кофе и ликера, кожи и мужчины, а за ним чувствовались жар, сила и желание, и она захотела большего.
Сейчас он целовал ее по-настоящему. Из-за этого поцелуя она теряла контроль над собой, от него ее кости делались мягкими, а мысли путались.
Когда они оторвались друг от друга, ее колени дрожали, а дыхание сбилось, как будто она пробежала стометровку.
— Роза, — прошептал он в ее волосы. Он тоже часто дышал, и она могла заметить, что этот поцелуй повлиял и на него. — Мне так жаль.
— Жаль, что поцеловал меня?
Он издал звук, похожий на смех.
— О нет. Не из-за этого. Мне совсем не жаль, что я тебя поцеловал.
— Хорошо, — сказала она, все еще прижимаясь к нему. Она опасалась, что, если он уберет руки, ей не хватит сил стоять на ногах. — Я думаю… — начала она. — Я думаю, я смогу простить тебя.
— Правда?
— Но при одном условии.
— Каком же?
— Если ты поцелуешь меня снова.
Витторио подхватил Розу, закружился с ней по палубе. В любой другой момент, почувствовав, как ее ноги оторвались от пола, она бы испугалась. Но только не сейчас. В объятиях Витторио она чувствовала, что ничего плохого просто не может случиться. А когда он поставил ее на палубу и взял ее лицо в свои сильные руки, то сказал:
— Я мечтал об этом.
— Ты мечтал о том, чтобы поцеловать меня?
— И даже о большем. Я мечтал провести с тобой всю ночь.
Роза словно перестала дышать.
— Но тут решение только за тобой. Но сначала давай посмотрим, смогу ли я заслужить твое прощение.
Витторио вновь начал целовать ее. Она почувствовала, как щекочут лицо его волосы и как прикасаются к ее губам его восхитительные и неожиданно мягкие губы.
Он не спешил, слегка покусывал ее губы, дразнил ее язык своим, не забывая обо всем остальном. Его руки скользнули под плащ, гладили ее плечи, спускались к изгибам внизу спины, и если прощение действительно можно заслужить поцелуем, то он заслужил пожизненное прощение.
Но он не остановился на достигнутом. Витторио сменил скорость, перешел от мягких и робких прикосновений к более дерзким. Требовательным. И она отдалась страсти.
Ее груди напряглись под корсажем, соски болели, и все, о чем она могла еще думать той частью своего мозга, которая пока функционировала, было то, что ей не хотелось, чтобы эти ощущения прекратились.
