Он сосредоточенно кивает.
— Как часто это случается?
— Мелтдаун?
— Да.
— В детстве часто. Сейчас — почти никогда. В последний раз…
— На лестничной площадке?
— Да. Ты ТАК понял?
— Задумался. Потом понял, но не до конца. В школе, что было в школе?
Я не хочу об этом вспоминать. А он смотрит. Долго и пристально.
— Расскажи, мне важно это знать! — подбадривает.
— Бывало по-всякому. Но в целом… нормально.
— Что было самое плохое.
— Ну… однажды мне высыпали мусор на голову из совка — пыль, крошки, чужие волосы… у меня случился самый жёсткий приступ в тот раз.
— Кто это сделал?
— Один парень, но наблюдали многие и мальчики и девочки — спланированная акция. Средней школе хотелось выяснить, как я на это отреагирую.
Он отводит глаза, и я не могу прочесть реакцию. Этот человек — первый, кому я рассказываю о самом сильном мелтдауне в детстве, и это странно, потому что он тот, кто заставил пережить самое унизительное потрясение во взрослой жизни. А его, похоже, интересует не это: он снова мягко трогает пальцами шрам на моей шее.
— В детском саду вылили на шею горячий чай. Случайно — так мама сказала, но в сад меня больше не водила. После этого случая я сразу в школу пошла, и что тогда случилось, совсем не помню.
Кай понимающе кивает.
— Мне повезло больше, чем остальным: я легко и быстро обучаюсь, — продолжаю. — Для меня социализация, такой же предмет, как математика: много теории и упорной практики, и вуаля — ты перестаёшь выделяться. Тайм менеджмент и система во всём — жизнь упорядочена, а значит, безопасна и спокойна — это и есть самая надёжная защита от приступов. Я хожу одними и теми же путями, ем одни и те же блюда, стараюсь надевать привычную и комфортную одежду, никогда не экспериментировать с цветами, но главное — придерживаюсь ритуалов в ежедневной рутине.
— Но сложности всё равно остаются.
— Да.
— Что сложнее всего?
— Я не понимаю флирт, юмор, шутки, сарказм, иронию. Вообще. Когда люди это обнаруживают, начинаются проблемы.
— Стёб.
— Да.
— Я до сих пор учусь читать лица. Иногда получается, но чаще… нет.
— Что именно получается?
— Слёзы — это легко. Смех — легко, потому что люди щурят глаза, если есть складки кожи в уголках, вот здесь, — не касаясь, указываю на это место у его глаза, — значит, это настоящий смех. С улыбками самое сложное: их слишком много. И я никогда не могу определить, что они означают.
— И попадаешь в неприятные ситуации.
— Да.
— Например?
— Например, когда люди дают мне двусмысленные поручения. Грубый стёб я легко просчитаю логически, но тонкую игру… у меня почти нет шансов. Иногда, бывает, люди не имеют злых намерений, у них и мысли нет, поставить меня в неловкое положение, они просто по привычке играют словами, идеями, а я не жду подвоха и понимаю всё буквально. Попадаю впросак. Такое случилось вот, совсем недавно, — вздыхаю.
