Мне приходится отвернуться и приложить усилия, чтобы не расплакаться. Всё просто: те глаза я никогда больше не увижу, а так хочется снова заглянуть в них, хотя бы раз! Хотя бы один только раз снова увидеть в них волшебство: ту бесконечную, ещё не изуродованную болью любовь. Она никогда ничего не требовала от меня и не ждала взамен, кроме одного — быть рядом.
Теперь Алекс другой — он сломлен где-то глубоко внутри, и даже получив то, чего так страстно, всей душой желал, пусть даже и поздно, уже не может вернуться, стать прежним до конца. Когда-то он сам просил меня приблизиться, коснуться его души, теперь же меня, свою жену, не подпускает близко, отгородившись молчанием и больным взглядом. Неужели это я причинила ему столько боли? Неужели это мои поступки так изувечили его?
Ветер на этом океаническом побережье безумен: пытается напугать нас своей свирепостью, срывая капюшоны, вырывая волосы и раздувая наши ветровки. Долго мы не выдерживаем и сбегаем в свой номер, где в ожидании лучшей погоды можем наблюдать тот же пейзаж, но уже сквозь стеклянную стену комнаты.
Phaeleh — Breathe in Air (feat. Soundmouse)
Я стою у окна. У моих ног серый, тоскливый, устрашающий своей депрессивностью океан. Он словно отражение наших душ и того, что их терзает, что обездолено живёт в них — наших чувств, которых мы оба боимся, не доверяем, которые сделали нас рабами друг друга, заложниками неизбежной боли. Мы оба знаем, что должны бежать от неё, но куда? И как не растерять друг друга? Схватиться за руки? Конечно! И мы сделаем это прямо сейчас — в постели. Мы бесконечно, непреодолимо, болезненно далеки, и постель — это единственное, что осталось, то одинокое место, где мы всё ещё принадлежим друг другу.
Я продолжаю смотреть в окно, отсчитывая мгновения до первого прикосновения его губ, гадая, с чего Алекс начнёт на этот раз. Наконец, ощущаю кожей на затылке его дыхание — оно горячее, тягучее, довлеющее над всем остальным. Вот он, первый поцелуй в волосы, ещё робкий, но уже намекающий на распалённое ожиданием мужское желание.
Алекс отрывается и, не торопясь, заплетает мои волосы в косу, заводит её мне на плечо. Затылок — моё самое чуткое к его ласкам место — обжигает долгий выдох, затем я ощущаю прикосновение губ и языка, и в то же мгновение вся Вселенная фокусируется для меня в одной точке — на коже шеи. За поцелуем в сознание врывается лёгкий, игривый укус, и в моём теле, помнящем очень многое, трепетное, невыносимо чувственное, начинается дрожь. Эта дрожь не от холода — эх, если б только холод мог дарить такое!
