Утренний свет был еще тусклым – рассвет едва занимался. Сердце Карлы отчаянно колотилось в груди, скорбь переполняла душу.
На пороге она остановилась и устремила взгляд на мужчину, раскинувшегося на ее постели. Рассветные лучи очерчивали контуры его сильной, мускулистой фигуры. Рыдания душили Карлу, и она прижала ладонь ко рту, чтобы подавить их прежде, чем они вырвутся из горла.
Она оставляла свою квартиру. Оставляла город. Страну. Оставляла любовь ради спасения жизни.
Солнце согревало своими лучами обнаженные руки и ноги Карлы, сидевшей на террасе огромной виллы, недавно приобретенной ее матерью на этом самом престижном участке испанского побережья. Казалось, она провела здесь целую жизнь, покинув Рим, а прошло лишь несколько месяцев с тех пор, как Карла сбежала оттуда зализывать раны подобно раненому животному.
Неожиданно ее глаза приобрели обеспокоенное выражение, словно перед ней возник призрак. На первой странице лежавшей рядом финансовой газеты ее внимание привлекло краткое, но сразу бросившееся в глаза сообщение о сети отелей Вискари. В нем речь шла еще об одном напряженном, чреватом последствиями заседании правления компании, совладельцем которой стал Ник Фальконе.
Ставшее привычным чувство вины и раскаяния окатило Карлу жаркой волной.
Господи, как я могла так поступить с Вито?
Но она очень хорошо знала как. И почему. Даже здесь, вдали от Рима, под палящим испанским солнцем, Карла, будучи оскорбительно отвергнутой Чезаре, терзалась еще и тем, что случилось именно то, чего так опасалась ее мать.
Я всегда была для Чезаре всего лишь любовницей, не более того. И мне, не задумываясь, дали отставку, стоило только знатной невесте замаячить на горизонте.
Карла закрыла глаза, борясь с нахлынувшими эмоциями. К чему снова и снова вспоминать об этом? Чезаре всегда вел себя по отношению к ней в рамках довлеющих над ним традиций его старинного рода. А она, зная об этом, все‑таки угодила в ловушку! Влюбилась, позволила себе поверить, что в их случае все будет по‑другому, что Чезаре не сможет не ответить на ее любовь к нему.
У Карлы в который раз взбунтовался желудок, и ее замутило. Самой же ужасной глупостью, просто безрассудством, было впустить Чезаре в свою квартиру той последней, роковой ночью после того, как Вито отрекся от нее у алтаря. Вот уж всем глупостям глупость!
И вот теперь…
Уронив газету, Карла провела рукой по животу, пытаясь ослабить приступ тошноты. Боже мой! Какой же неосмотрительной она оказалась!
