– Я надеюсь, мама, – Карла бросила на Марлен выразительный взгляд, – по возвращении Вито ты согласишься наконец продать ему акции Гвидо.
Чем скорее это будет сделано, тем лучше. Ведь из‑за этих акций куда ощутимее сделался холодок в отношении матери и семьи брата Гвидо, недовольной тем, как он распорядился наследством.
Однако мать тут же вскипела.
– Дорогая, Гвидо оставил эти акции мне. И у него были на это свои причины.
Карла раздраженно вздохнула.
– Мама, к чему такая непреклонность? Ты зря упрямишься. Если Вито будет владеть полным пакетом акций, это будет правильно.
И в следующий же момент Карла пожалела, что затронула эту скользкую тему. Глаза Марлен загорелись.
– Да, он мог бы получить их. И весьма легко! Карла, дорогая, ну почему ты не воспринимаешь всерьез мой настоятельный совет? Это было бы просто замечательно, лучше и придумать нельзя! Я всегда мечтала об этом! Тогда объединились бы две семьи. И акции, естественно, тоже.
Вот черт! Карла всплеснула руками.
– Мама, – произнесла она предостерегающе, – не начинай сначала. Я понимаю твое желание, знаю, что ты всегда хотела этого союза, но, пожалуйста, просто смирись с тем, что Вито и я вовсе не увлечены друг другом. Нисколечко! И акции дела не меняют.
Карла попыталась придать своим словам немного юмора, чтобы разрядить обстановку.
– Я ведь не блондинка, а это единственный тип женщин, которых Вито замечает. А его броская внешность кинозвезды… Нет, мама, это не по мне. Я предпочитаю…
Она запнулась на миг, но было уже поздно. Марлен перешла в наступление.
– Именно это меня и тревожит. Дорогая, ты что, совсем потеряла голову? – Мадлен волновалась. – Кто угодно, но Чезаре Мондейв?! Я все надеялась, что между вами будет лишь кратковременная связь. Но проходят месяцы, а ты все еще с ним! Так как это понимать? Ты лишилась здравого смысла?
Карла закрыла глаза и тут же, внезапно вспыхнув, открыла их снова. За прошедшие шесть месяцев она при матери никогда не упоминала Чезаре, намеренно избегая всяких разговоров об их отношениях. То, что Марлен, несомненно, знала об этом, еще не являлось поводом открыто обсуждать такой деликатный вопрос.
Ее обуревали эмоции. Она сердилась на мать и на себя тоже за то, что ввязалась в ненужную дискуссию с ней.
– Мне двадцать семь лет, мама. И уж позволь мне справляться со своими личными проблемами самой, – резче, чем следовало, сказала Карла.
Взгляд матери, казалось, насквозь пронзил Карлу.
– А сможешь ли? – засомневалась Марлен. Выражение ее лица изменилось. – Дорогая, я беспокоюсь о тебе. Ситуация может сложиться по‑разному, и в том числе не совсем, скажем, безболезненным для тебя образом. – Мать снова помолчала. – Я тревожусь за тебя. Разве может быть благополучной судьба любовницы Чезаре Мондейва?
