По-видимому, считалось, что везде и всюду должно быть все. И простенькое кафе «Отдых» так же необходимо, как открытые купальники на Чукотке, Башкирский театр оперы и балета, тир ДОСААФ в тайге и многое другое, делавшее страну однообразной от балтийского берега до тихоокеанского.
Тем не менее, мы любили это кафе — за транспортную доступность, небольшие очереди, неприхотливость меню и низкие цены.
Когда я был молодым, мне тоже было двадцать шесть лет.
Шальные мы были, угорелые. Ведь еще никакой борьбы с алкоголизмом, и все разрешено, что не вредит государству. И полная свобода ничего не делать за сто в месяц (а кто делает — либо карьерист, либо тайный враг). Как говаривал один циник в нашем отделе: «За такие деньги я даже на диване валяться не буду».
Эта история вспомнилась мне вот почему.
Сидим мы как-то супружеским образом в Монтереевке, едим барбекю — калифорнийские шашлычки — и запиваем это дело тихим шабли.
— Помнишь, в «Казаках» у Льва Толстого Ерошка за ночь сожрал целого жареного барана и выпил ведро вина?
— Это даже у них считалось какой-то мужской доблестью — столько есть и пить.
— Это — доблесть любого мужчины в любом народе.
— Дикие вы какие-то, мужики.
(Сейчас бы выпить.)
(А тебе всегда мало.)
— Это не всегда признак доблести (у нас ничего не осталось?).
— Ну почему вы никогда не хвалитесь, сколько раз в год жене цветы подарили (только попробуй тронуть заначку!).
— Ты б еще маму вспомнила (надо же, как приперло! — а нечего. Что ж делать-то?).
— И почему это секс так менее для вас привлекателен?
И тут я поплыл в воспоминаниях перед открытым компьютером.
Заполярный июль. Лабытнанги. Западный берег Оби недалеко от ее огромного эстуария. На другом берегу — Салехард и Приполярье. Мы, три участника экспедиции неизвестно зачем и куда, сидим на рюкзаках и пьем пятидесятишестиградусную водку воркутинского разлива. Завтра утром отходит поезд на Москву, точнее, четыре вагона, которые, преодолев Уральский хребет, в Сейде выйдут на знаменитую зэковскую трассу Ленинград-Воркута и будут прицеплены к московскому экспрессу.
Это завтра может быть без нас. Скорее всего, без нас. Потому что в кассе — многосуточная рукописно-живая очередь и «билетов нет».
Мы сидим под рестораном «Север», хотя точно так же могли сидеть и под рестораном «Березка». А больше в Лабытнангах нет ничего — только зоны.
В Тюмени Ваня Гонтарь, выпускник экономфака Львовского университета, говорил нам:
— Приедете в Лабытнанги — идите в «Север» или «Березку» и у любой официантки спросите меня: все для вас сделаю.
