Я в основном ел мясо, она — требуху. Иногда я тоже клал себе кусочек, и она смотрела на меня с раздражающей ухмылкой. В такие моменты я делал вид, будто жевать заботливо приготовленные ею внутренности — занудная обязаловка, она стонала от досады, а мне становилось легче на душе.
— Не хочу кремации, — предложила она очевидно неподходящую для случая тему, пока мы с удовольствием угощались жареным мясом.
— Что, прости?
Я мог ослышаться и на всякий случай переспросил. Она с серьёзным видом повторила:
— Не хочу кремации. Вот если бы меня после смерти зажарили…
— Ничего, что мы тут едим жареное мясо?
— А то ведь пропаду из этого мира насовсем. Как бы уговорить остальных меня съесть?
— Давай доедим, а уж после обсудим, как избавиться от трупа.
— Ты мог бы съесть мою поджелудочную!
— Ты меня слышишь?
— В некоторых странах есть поверье: если тебя съедят люди, твоя душа продолжит жить в них.
Похоже, ни черта она не слышала. Или слышала, но не слушала? Скорее второе.
— Не прокатит?
— Не прокатит. По этическим соображениям. Не знаю, как по юридическим, надо проверять.
— Ясно. Жаль! Не смогу поделиться с тобой поджелудочной.
— И не надо.
— Не хочешь её есть?
— Ты из-за неё умираешь. Наверняка в ней первой застрянет часть твоей души. А твоя душа — тот ещё раздражитель.
— Это да, — она радостно захохотала.
После смерти столь неуёмной девушки её душа не успокоится и наверняка сосредоточится в поджелудочной железе. Не стану я такое есть, и не просите.
Если сравнивать, она уплела гораздо больше меня. Наелась до отвала и мяса, и риса, и потрохов — аж дыхание спёрло. Я-то остановился, когда понял, что желудок раздулся от насыщения. Разумеется, я с самого начала заказывал ровно столько, сколько мог вместить, и не повторил её ошибки — она уставила весь стол дополнительными закусками.
Обед завершился, официант забрал гору пустых тарелок и ставшую ненужной жаровню, а напоследок принёс сорбе[7]. Хотя моя спутница постоянно ныла, что её тошнит и нечем дышать, при появлении замороженного десерта у неё открылось второе дыхание. Набрав полный рот освежающего холода, она, как по волшебству, начала оживать.
— Ты не ограничиваешь себя в еде?
— В основном нет. Спасибо прогрессу медицины за последние годы. Человек — поразительно сильное существо. Болезнь ничем не грозит моей повседневной жизни. Но лучше бы они добились прогресса в лечении!
— И то правда.
В медицине я разбирался плохо, но надо же изредка соглашаться с мнением собеседницы. Мне приходилось слышать о таком подходе к борьбе с тяжёлой болезнью — не лечить, а слиться с ней. Но, как ни крути, следует развивать способы лечения болезни, а не способы с ней сдружиться. Впрочем, не наши слова двигают вперёд медицину. Для этого надо поступить в медицинский институт и пройти специальное обучение. У неё, разумеется, не было на это времени. У меня — желания.
