— Ладно. Разумеется, вы не заметили ничего подозрительного?
— Сейчас тут все подозрительное, — вздохнула администраторша. — Каждый шорох. Сидишь, а сама только и думаешь: как бы это до утра дотянуть. Хорошо, что вы за это взялись!
— Ладно, оставим лирику. Скажите, ключи от директорского кабинета вчера кто-то брал?
— Нет. А кто должен был брать?
Рублев развел руками:
— Это вам виднее. Я тут живу считаные дни! Кто обычно берет запасные ключи от директорского кабинета здесь, на вахте?
— Раньше их брала уборщица. Но с тех пор, как началась вся эта ерунда с мертвецами, директор категорически запретил входить в кабинет. Ключи теперь висят под печатью, в стеклянном ящичке. Их разрешается доставать в том случае, если в гостинице пожар. Имущество спасать тогда надо.
— А как проходит уборка у директора?
— Он перед уходом вызывает техничку, она там все моет по-быстрому. А нормальной генеральной уборки там уже давно не было.
Вот даже как. Значит, директор ограничил доступ к себе в кабинет? Ну, его можно понять. Если все действительно упирается в вымогателей, то могут и бомбу подложить напоследок!
— А вам, случайно, не говорили, что кто-то из постояльцев шлялся по первому этажу? Или, может, сами видели?
— Нет, вроде никого не было, — ответила Лиза после непродолжительного раздумья. — Тут бы я точно заметила. Или охранники. Коридор же прямой, а если идти в сторону директорского кабинета — обязательно пройдешь мимо моей двери. А она открыта. Я бы не пропустила.
— Вы не засыпали на некоторое время? — максимально деликатным тоном осведомился Борис.
— Ой, да что вы! Раньше бывало, когда по ночам тише становилось. А сейчас какой сон? Нет, точно никто не проходил.
Комбат прикинул и вспомнил, что к директорскому кабинету больше подойти неоткуда. Ну и как это все понимать?
Понимать следовало либо как провокацию самого Кулагина, если он и вправду сообщник, либо как дело, провернутое сразу после ухода директора.
Рублев подумал, что было бы небезынтересно узнать, где именно была найдена ленточка. Тогда было бы проще понять, могла ли ее подбросить уборщица. Комбат поймал себя на мысли о собственной паранойе. Неудивительно. Тут буквально каждый может быть противником. Даже тот самый исполнительный и увлеченный Марков. Вот и сейчас он может разговаривать с человеком, который подбросил эту самую ленточку. Или не может?
Комбат присмотрелся к Лизе получше. Нет, вот так и не скажешь ничего плохого. У нее в глазах, где-то на самом дне, плещется совершенно неподдельный испуг. Она больше напоминает жертву, чем соучастника. Но это тоже не аксиома. Разве преступники не умеют притворяться невинными овечками?
