— И такой, что ребенка из пылающего дома спасает, — слышится в стороне звонкий девичий голос.
Все оглянулись. Невысокая, стройная, черноволосая девушка, сказавшая эти слова, пристально смотрела на Грицька, будто хотела увидеть в его злых глазах искорки доброты, а на хмуром скуластом лице улыбку.
Грицько вскочил. Ничем не оправданное смущение смешалось с неожиданной радостью, — но лишь на мгновение. Сразу же это неясное чувство погасло. Взгляд его скользнул по зачарованному лицу Ивана, который стоял, дурашливо улыбаясь, глядя в ясные глаза девушки.
— Тебя кто сюда звал?
Опустила голову, смутилась.
— Никто… сама…
Ребята захохотали.
— Го-го! Хлопцы, смотрите, Грицька беда в юбке опутала! Скоро к Грицьку бригада девчонок прилетит!
Девушка убежала к своим, а Грицько, красный от стыда и злости, крикнул:
— А ну, тихо, черти…
•
В этот вечер Иван не выдержал. Червячок ревности впервые ощутимо зашевелился в его груди. Грицько знает эту девушку!
Разговор начал дипломатично.
— Ты не знаешь, случайно, Грицько, что это за синица в окошке? — кивнул головой в сторону веранды.
Грицько смерял Ивана взглядом с головы до ног. Но должен был ответить. Поссориться с Иваном — значит разбить всю компанию.
— Неизвестно откуда взялась, племянница тетки Фрузи, что в детдоме работает, — сказал небрежно, подчеркивая свое полное равнодушие к черноволосой головке. — В ремесленном учится.
Иван так и подскочил на месте. Вон оно что! Выходит, он давно с нею знаком и все это утаивает от товарищей!
Грицько почувствовал, что проговорился, и, стремясь рассеять всяческие подозрения, тут же выдал себя окончательно:
— Ты только ничего плохого не подумай. Я, паря, в этом деле, того — железо.
Иван деланно рассмеялся.
— Ты, может, и имя ее знаешь, Грицюня?
— Знаю, ну и что? Маруська!
— О-о, ты даже ласково ее называешь! Хлопцы, — обратился Иван к товарищам, настороженно слушавшим весь их разговор, — слыхали?
Ребята молчали, удивленные.
Никто не мог допустить, чтобы Грицько влюбился. А тот, грозный, подошел к Ивану.
— Мне бы следовало заехать тебе… — прошипел он, скрывая злость. — Доказательств хочешь?
— А хотя бы и так! — задирался Иван, не представляя себе, как Грицько сможет доказать свое равнодушие к этой девушке.
— Хлопцы! — скомандовал Грицько. — «Серенаду» поем Марусе! — А у самого был такой вид, будто на родную мать руку поднял.
Иван побледнел. Он этого совсем не хотел. Чем заслужила Маруся этот «кошачий концерт» под своими окнами, такое позорище?
