Но тогда он, Шкапин, во-первых, еще не знал всех подробностей, а во-вторых, по вполне понятным причинам не осмелился перечить телефонному указанию, исходившему из столь авторитетной инстанции, из-за чего без проволочек оформил «Падшего ангела» заведующим группой перспективного планирования и — проклятье! — неофициально утвердил его вторым лицом в лаборатории, чего ни в коем случае нельзя было делать, ибо вскоре обнаружилось, что флегматичный и на вид абсолютно безобидный охламон либо напрочь разучился работать, либо ничего толком не знал и не умел. Нужно было принимать неотложные меры, и Шкапин, изрядно поломав голову, решил втихомолку сплавить «Падшего ангела» во вновь создаваемую лабораторию автоматизированных систем управления промышленным производством, а там будь что будет. Но, к сожалению, сей хитроумный замысел потерпел фиаско. Стоило Шкапину на каких-то три дня отлучиться в Киев, как «Падший ангел» в приступе бог знает откуда взявшейся активности состряпал докладную записку о повышении уровня экономической работы в институте и на свою же погибель отнес ее в секретариат директора. Когда Шкапин после возвращения из командировки прочел эту докладную, он ужаснулся и в отчаянии схватился за голову: по существу это была невообразимая ахинея, а по форме — образец вопиющей безграмотности! И начались неприятности. Директор института вызвал к себе Шкапина и, вопреки неизменно корректной манере обращения, орал благим матом: «Вы в своем уме? Кого вы мне рекомендовали? Сундук с дерьмом! Что я вам — золотарь?! Здесь научное учреждение, а не ассенизационный обоз!» — и, грохнув кулаком по столу, потребовал в кратчайший срок убрать Юшина с глаз долой, а сам Константин Константинович стоял перед ним ни жив ни мертв и, чтобы унять сердцебиение, по давней привычке стал считать в уме: «…652, 653, 654…»
Что греха таить, приказать легко, а вот выполнить приказание куда как трудно, поскольку для увольнения работника по инициативе администрации надобна чертова пропасть веских оснований. А что дипломированный специалист не умеет работать — это, если хотите, ненадежный, неимоверно скользкий довод, нечто вроде палки о двух концах, так как в трудовых спорах первым долгом всплывает заковыристый вопрос: «Зачем принимали на работу?» Что на него ответишь? Увы, крыть нечем. Сослаться на звонок из министерства — смерти подобно, предательства ни за что не простят, а брать чужую вину на себя — это, знаете ли, занятие на любителя.
