Оба выходных дня Таня мучилась, попеременно то распаляясь, то застывая в каменной неподвижности, ни за что ни про что отшлепала подвернувшуюся под руку Иринку, вогнав ее в слезы, и в довершение всех бед нагрубила матери, силившейся защитить внучку.
— Ничего, как-нибудь проживу, — неустанно твердила она сквозь зубы, — Как-нибудь проживу…
По понедельникам рабочий день в лаборатории технико-экономических обоснований начинался с продолжительного проветривания служебных помещений. На то была достаточно веская причина: за два дня и три ночи из трухлявых стен деревянного дома, прежде принадлежавшего химикам-органикам, выделялось столько запахов, что их ударное действие представляло очевидную опасность для здоровья скромных пахарей экономической нивы. Поэтому Таня ничуть не удивилась, застав в коридоре разбившихся на группы женщин, которые оживленно обсуждали — кто моды на предстоявшую зиму, а кто достоинства и недостатки разнообразных диет, позволяющих избавиться от лишнего веса. Таня поздоровалась с ними и, не задерживаясь, поднялась наверх, где и обстановка, и темы разговоров носили совершенно иной характер. Уже на лестнице из густой пелены табачного дыма до нее донесся бодрый голос Юшина:
— …боровинка, анис, розмарин. А антоновка у братана — ну всем на загляденье! Нагрузилися мы, как говорят на флоте, по самую ватерлинию и аж семь километров пехом перли до электрички. И не тащилися, как калеки, а вышагивали размашисто, по-суворовски, ровнехонько семьдесят минут. Я по часам засек. И с Ярославского вокзала к себе на Хорошевку — тоже не фунт изюму. Дома прикинули на напольных весах и подивилися: хотите верьте, а хотите нет, только мешок у сынка потянул полтора пуда, а мой — два с четвертью!
— Я, пг’изнаться, не вег’ю, — скептически заметил Добкин.
— Какой мне расчет врать? — с обидой спросил Юшин и, увидев Таню, почтительно сказал: — Наше вам, Татьяна Владимировна!
Тананаев отреагировал на ее появление сухим кивком, а Добкин склонил голову в глубоком поклоне и с едва заметной иронией поддел Юшина:
— Федог Юг’ьевич, вы манкиг’уете: овощной базой по мотивам хг’онического г’адикулита, а тут запг’осто поднимаете тяжести и устанавливать г’еког’ды по ског’остной выносливости. Пг’остите, не вег’ю.
— Чудной ты, Добкин! — Юшин сокрушенно покачал головой. — Старей меня годами, а чистое дитя, пустяшных вещей не понимаешь. Заладил: база, база. Да гори она синим огнем, твоя база! Мы на пару с сынком на горбе на своем ту антоновку перли от братана с Хотьково не для шутки ради, а для нашего семейного интереса. Мы днями капусту солим, а антоновское яблочко там ух как к месту! Зимой, бывает, придешь из баньки, примешь стопаря, заешь капусткой хрустящей с тем самым яблочком, и — ё моё! — душа горит. Разве ты способный все это понять, Добкин?
