Я почти слышу, как Лесли скрипит зубами за занавесом. Этих вопросов не было в сценарии, и не сомневаюсь, что их нет и в карточке, которую держит ведущий.
Отец медлит, он в замешательстве. «Ну давай же»,— думаю я. Пот заливает спину, мышцы напрягаются; я вцепляюсь в подлокотник дивана, чтобы не ерзать.
Тишина мучительна. И, кажется, длится бесконечно долго. Но я знаю, что пауза затянулась на минуту, не больше.
И отец пускается в пространные объяснения. Он говорит о том, какие федеральные законы сейчас регулируют деятельность домов престарелых, рассуждает о налогах и государственных трастовых фондах, которые оплачивают страховку для малоимущих. Отец выглядит компетентным и невозмутимым. Он снова на коне. Из его слов следует со всей очевидностью, что в одиночку он не сможет изменить правила финансирования страховок, налоговый кодекс и условия содержания обитателей домов престарелых, но на следующей сессии Сената уделит этим вопросам максимум внимания.
Затем пресс-конференция вновь входит в заранее обозначенное русло.
В конце концов мне тоже задают вопрос о том, прочат ли мне отцовское кресло в Сенате. Ведущий смотрит на меня снисходительно. Я даю заранее согласованный ответ: не говорю ни «да», ни «нет, никогда», а радую слушателей продуманной сентенцией: «В любом случае мне рано даже задумываться об этом... если только я не хочу пойти на конфронтацию с ним самим. А кто будет настолько безумен, чтобы на такое решиться?»
В аудитории раздаются смешки, я подмигиваю весельчакам — точно так же, как отец. Он очень доволен, что придает ему сил. Звучат еще несколько бодрых ответов на несложные вопросы, и обсуждение постепенно сворачивается.
Я готова к тому, что Лесли одобрительно похлопает меня по спине, когда мы будем спускаться со сцены. Но она выглядит обеспокоенной и, когда мы выходим из зала, наклоняется ко мне:
— Звонили из дома престарелых. Похоже, ты потеряла там браслет.
— Что? Браслет? — я неожиданно вспоминаю, что надевала его сегодня утром. Но на запястье ничего не чувствуется. Действительно, браслета там нет.
— Его нашла одна из обитательниц этого заведения. Директор просмотрела фотографии с мероприятия на своем телефоне и выяснила, что он твой.
«Женщина в доме престарелых... та, что схватила меня за руку...»
И теперь я вспомнила, как золотые лапки трех маленьких стрекоз царапали мне запястье, когда медсестра отцепляла пальцы от моей руки. Значит, украшение осталось у нее?
