— Вот, уже лучше! А с сыном вам следует серьезно поговорить. Лучше сводить к детскому инспектору.
— Отец с ним поговорит. А этот ваш Бляудинов...
— Билялетдинов. И он такой же мой, как и ваш.
— Нет, послушайте, этот аферист специально днем по квартирам шастает, когда взрослые на работе, а дети... ради пистолета... чистые души...
— Допустим. Сынку-то сколько лет?
— Двенадцать.
— Не младенец, должен уже за свои действия отвечать. Как у него вообще... с соображением? Врачам не показывали?
— Зачем? Вы с ума сошли! Наш мальчик для своих лет невероятно развит! — вскинулась пархаевская мамаша, и скрученные бумажки (ага, вспомнил: папильотки) смешно подпрыгнули в ее пружинистых волосах.
— Невероятно, говорите? Оно и видно.
Появился смущенный дядя Амир. Казалось, он нес, обхватив и прижав к груди, человека, одетого в кожаное пальто.
— Что же вы себе это позволяете, гражданин Билялетдинов? — спросил, качая головой, участковый.
— Гражданин начальник, мальчик сам отдал! — рыдающим голосом объяснил дворник. — По-честному. Вес. Цена. Как в заготпункте. Пугач очень хороший. Только отлили. Теплый совсем был.
— Разберемся. Дора Вениаминовна, вещи проверьте! А где унты?
— Завтра дам.
— Допустим. Иначе, Амир Раисович, следом за Равилем на лесоповал отправлю!
— Аллахом клянусь! Утром сам принесу гражданочке на дом и пугач заберу.
— Пугач забирать не надо, чтобы тебе впредь наука была.
— Как скажешь, начальник...
— Ну, вот видите, Дора Вениаминовна, никакого заявления писать не надо! — повеселел капитан Антонов.
— А если не принесет? — нахмурилась Пархаева.
— Тогда напишете заявление. Заведем дело. И ответит гражданин по всей строгости советского закона! А с Леонидом надо очень серьезно поговорить или лучше даже — выпороть.
— Как вы можете, товарищ капитан, мы детей не бьем! — снова вскинулась она.
— Оно и видно. Поехали... — Участковый ударил ногой по педали, вскочил в седло, и они умчались, оставив горькое облако дыма.
— Сам вещи отдал, клянусь Аллахом! — повторил вдогонку дядя Амир, почему-то улыбаясь, и я впервые заметил: зубы-то у него золотые, а не железные, как у Антонова.
Дворник ушел в дом, а мы продолжили игру в «Землю», и в тот день я впервые победил — наверное, из-за того, что Ренат сильно переживал за отца. А вообще-то он здорово кидает нож, который ему специально изготовил и прислал с «откинувшимся другом» старший брат Равиль из Медвежьегорска. Лезвие с наборной ручкой, как его ни брось, всегда глубоко втыкается в землю, это потому, что вовнутрь запрятан кусочек свинца — для равновесия. А у меня ножик самый обыкновенный, купленный в «Хозтоварах» за рубль двадцать семь копеек — с ручкой в виде пластмассовой лисы. Но в тот день у Рената не осталось земли даже для того, чтобы встать на нее хотя бы одной ногой, и он признал поражение, а потом всем врал, будто поддался, так как ему просто надоело со мной играть. Я обиделся и месяц с ним не разговаривал...
