Мишка вернулся минут через пятнадцать — наверное, забежал заодно к себе и угостил необычайным вареньем тетю Валю, дядю Витю, брата Вову и сестру Таньку: содержимое банки заметно убавилось.
— Это белая шелковица! — гордо объявил он. — По-грузински — тута...
— Точно, тута! — закивал Пархай. — Бабка так и говорила. Как вы думаете, она заметит?
— А чего здесь замечать? На полсантиметра уменьшилось... — отводя в сторону глаза, успокоил Калгаш. — Правда же?
— Правда. Максимум — на сантиметр, — подтвердил я. — У бабушки твоей зрение хорошее?
— Ни черта не видит. Катаракта! — повеселел Пархай.
— Ну тогда точно ничего не заметит! — И мы съели еще по ложке.
Бабка конечно же заметила, страшно кричала, мол, все хотят ее смерти от прободения язвы, и бедному Леньке родители на месяц запретили кататься на велосипеде, заперев новенький «Орленок» в железный гараж, где раньше стояла инвалидка его деда — пенсионера всесоюзного значения. Когда он помер, на весь переулок выл духовой оркестр и стояла вереница автобусов с красно-черными полосами на боках. Мы старались облегчить Ленькину участь: я давал ему свой «Школьник», а Мишка — «Украину». После того как Пархай принес подряд три пятерки по английскому и выучил наизусть «Песнь по купца Калашникова», его помиловали.
Однако не успела забыться история с сожранным тутовым вареньем, как приключилась другая беда — с «вторсырьем». Мы как раз в палисаднике, перед хижиной дяди Амира, играли с Ренатом в «Землю», когда на мотоцикле с коляской подрулил участковый Антонов. В «люльке», едва умещаясь, сидела толстая черноволосая женщина с оскорбленным лицом, напудренным так густо, что со щек из-за встречного ветра летела белая пыль, как от сухой тряпки, которой стирают мел со школьной доски. Страшно расстроенная, мамаша Пархаева второпях даже не выбрала до конца из волос скрученные бумажки. Они очень смешно называются, но забыл, как именно...
Капитан Антонов заглушил мотор, сурово посмотрел на нас и предупредил:
— С холодным оружием, парни, вижу вас в последний раз. Ясно?
— Ясно, — ответил я, пряча ножик за спину.
— Ренат, отца зови! Быстро!
Пока тот бегал в дом, участковый строго, но сочувственно уточнил:
— Дора Вениаминовна, вы ничего не забыли? Может, еще какие вещи у вас пропали?
— Да, еще белый плащ, кажется, с вешалки исчез. Импортный.
— Кажется или точно?
— Исчез... Я в заявлении напишу.
— С заявлением пока подождите.
— Ах, нет, простите! Плащ я в химчистку сдала.
