Я достал из письменного стола пластмассовую коробочку велоаптечки и громко, в сердцах задвинул ящик.
— Сынок, ты что собираешься делать?
— Камеру заклеивать.
— Зачем?
— Компрессор не работает.
— Успеешь. Ты вот что...
И она «не в службу, а в дружбу» отправила меня проверить — освободилась ли Маленькая кухня. Узнав, что там уже никого нет, Лида сложила в таз мои грязные вещи, привезенные из лагеря, пошла к двери, но на пороге оглянулась:
— Потом заклеишь. Сначала сходи на завод — ополоснись. Завтра некогда будет. Поедем в «Детский мир».
— В спортивный отдел зайдем?
— Зачем?
— У меня же маски нет. И ласт.
— А у меня денег!
— Ясно, мамочка! — ответил я, вкладывая в последнее слово всю горечь обездоленного детства.
— Вот и хорошо, что ясно! После душа переоденься в чистое. Вас в лагере-то хоть мыли?
— Раз в неделю.
— НЕ заметно. Я тебе мыло детское купила, чтобы глаза не щипало. Дверь не захлопывай, поставь на «собачку».
— Рыба! — донеслось со двора.
— Хорошо вам, мужчинам! Никаких забот... — упрекнула меня Лида, хотя в домино стучал не я, а взрослые дядьки.
Вздохнув, она достала из выдвижного ящика красно-желтую коробку порошка «Новость» и, уперев таз с бельем в бок, ушла на Маленькую кухню. Не любит маман стирать, но особенно — гладить. А что поделаешь — супружеские обязанности!
Кстати, в последнее время я стал как-то стесняться слова «мама», а уж «мамочка» — и подавно. Даже в уме я их избегаю, тем более вслух. Есть, есть в них какая-то сюсюкающая нарочитость, недостойная человека, перешедшего в седьмой класс. Терпеть не могу ровесников, которые, чуть что, благодарно бросаются предкам на шею со всякими там слюнявыми «папочка-мамочка»! Смотреть противно! Я тоже люблю родителей, но позориться-то зачем? Как-то по телику показывали кинофильм «Ревизор», там дочка городничего постоянно повторяет: «Маман, маман, маман...» С тех пор я стал про себя звать Лиду «маман». Мне кажется, ей идет такое прозвище. Конечно, если бы она узнала про это мое к ней обращение, то жутко бы обиделась, даже по лбу мне дала бы, как за вопрос о специальной парикмахерской. Но мысли, к счастью, бесшумны, как рыбки в аквариуме...
4. Мы идем в баню!
Я отыскал в гардеробе чистые трусы с майкой, завернул их в вафельное полотенце, ломкое от крахмала, а потом, сам не знаю зачем, переложил отцову манерку из зимнего пальто в боковой карман плаща. Ничего, пусть поищет! Если бы не его настырная любовь к «троице», меня не заставили бы сегодня мерить все мое барахло!
