– Какую они развили агитацию, – заметила Марго, переводя мне некоторые из этих статей. – Все эти газеты находятся целиком в распоряжении Карахана и печатают лишь то, что он им велит печатать. Я не думаю, чтобы эти статьи выражали мнение народов, от имени, которых они говорят.
– Быть может, вы и правы, но вскоре им удастся создать соответствующее настроение, – заметил, Спид. – Эта газетная бомбардировка – начало ожесточенной кампании против американцев.
Спид был прав. Печать и радио объявили подлинный крестовый поход против Америки.
Несколькими днями спустя я встретил Уайта Доджа в американском клубе на Пикадилли. Он был в ужасе:
– Они работают во-всю и делают все возможное, чтобы разжечь в народах ненависть к Америке, – сказал он. – Русским рабочим они ежеминутно повторяют о том, что миллионы американцев оказывали поддержу Деникину, Врангелю и Колчаку в их борьбе с Лениным и Троцким. Газеты полны сообщениями о действиях американского экспедиционного корпуса в Архангельске и американских отрядах в Сибири. В Берлине вопят о „лицемерии янки“ и о лживых четырнадцати пунктах Вильсона. Французские коммунисты твердят о долгах Франции Америке. Милан, Рим и Неаполь вспомнили о деле Сакко и Ванцетти и о тяжелых порядках на Эллис-Исланде… В Африке негров уверяют в том, что американцы – грубые варвары и что для нас линчевание негров является излюбленным видом спорта. В Японии и в густо-населенном Китае беспрестанно напоминают о том, что цветные расы для американцев являются расами низшего порядка, и что поэтому американцы рядом запретительных мер попытаются лишить их возможности иммиграции в Америку. Всюду стремятся к одному – к тому, чтобы пробудить в народах ненависть к дяде Сэму.
* * *
Через несколько дней из окна читальни одной из американских газет, помещавшейся на Трафальгар-Сквер, была брошена бомба в автомобиль Карахана.
При взрыве бомбы были убиты одиннадцать штатских и четверо военных, – автомобиль был разбит, а сам красный диктатор, раненый осколками бомбы, потерял сознание.
Террористом, покушавшимся на жизнь Карахана, оказался Джулио Винченцо, личный камердинер Муссолини, присутствовавший при гибели итальянского диктатора в Удине.
Винченцо был арестован и с гордостью признался в том, что в его замысел входило освободить мир от красного коммунизма и желтого нашествия, и что тем самым он хотел отомстить за смерть „величайшего человека современности“.
Он заявил, что действовал по своему личному побуждено и ни с какими организациями в связи не состоял. Но все же он признался в том, что после падения Рима бежал в Америку и жил в Нью-Йорке в итальянском квартале. В Англию он приехал, всего лишь месяц тому назад.
