Однако тут висевший над входом полог откинулся, и в шатёр вошёл чем-то явно встревоженный адъютант фельдмаршала полковник Манштейн.
– Что? – Миних оторвался от созерцания письма. – Есть новости?
– Да. – Манштейн сделал шаг вперёд и доложил: – Лазутчики сообщают, что всё турецкое войско, бывшее под Белградом, идёт к нам.
Одного этого было достаточно, чтобы Миних понял: турки нацелились на правый фланг русской армии, расположенной в Молдавии, Восточной Валахии и Бессарабии. Манштейн же, выждав приличную паузу, сказал:
– Ещё получены известия: Вели-паша перешёл Дунай и отрезал корпус Фролова. Казаки пошли назад через Трансильванию, но князь Лобкович никакой помощи им не оказал, провианта не предоставил, а его гусары, назначенные сопровождать бригадира, нападали на отдельных казаков. Как говорит Фролов, было до двухсот таких случаев.
Молча выслушав тягостное сообщение адъютанта, Миних и дальше не произнёс ни единого слова, вот только его рука опустилась на стол, тяжело придавив ладонью уже запечатанный конверт…
* * *
По зимнему времени Петербург полнился слухами. Сначала всех взбудоражила весть, что с турками вроде как замирились и война будто бы кончилась, а потом начали говорить про новую затею: якобы по велению государыни готовится знатное увеселение. И точно, появившиеся на реке в великом множестве работные люди принялись выпиливать изо льда плоские прозрачные плиты, которые свозили в одно место и, уложив друг на друга, поливали водой, отчего они накрепко смерзались. Вскоре стало понятно, что на Неве между Адмиралтейством и Зимним дворцом идёт стройка.
Поначалу возвысились голубоватые стены, позже над ними соорудили опять-таки изо льда кровлю, и получился приличных размеров дом. Толпившиеся на берегу обыватели судачили, что на реке пока тонковатый лёд может провалиться, но зима взяла своё, ударил крепкий мороз, и пустая болтовня прекратилась. Строители же, не теряя времени, принялись обустраивать получившуюся усадьбу, всячески украшая её затейливыми ледяными фигурами, а к тому времени как всё сделали, терявшимся в догадках людям объявили, что быть тут шутовской свадьбе.
Прослышав такое, жадный до зрелищ народ валом повалил к набережным. Грицьку Нероде всё это было страсть как интересно, и он вместе со своим добрым приятелем семёновцем тоже отправился поглазеть на невиданное действо. Морозец был знатный и заставлял теплолюбивого Гриця плотнее кутаться в подбитую заячьим мехом епанчу. Зато его товарищ вроде даже не мёрз, был бодр и только время от времени тёр ладонями раскрасневшиеся от мороза щёки. Удивлённо посматривая на столь привычного к холоду дружка, Нерода старательно застегнул нижнюю петлицу епанчи и спросил:
