— Знаете, — усмехнулась Елена, устремив задумчивый взгляд в даль, — иногда я испытываю неясную тоску… по прошлому. Я представляю себе миллионы жаждущих глаз, души, мечтавшие о нашей красивой жизни, угасшие в страшной муке, не вполне уверовав, не увидев света разумной свободы, изобилия, доброты, которым мы теперь радуемся. Сильны или несчастны были эти люди прошлого, умиравшие за нас, за будущее?
— Вот видишь, как раз это самое я и нашел в шкатулке, — сказал блондин.
— Что ты нашел? — заинтересовался другой.
— Вы знаете, что в те переходные времена, когда происходили изменения в мышлении и во всем общественном строе, культурная жизнь была подавлена… Старые истины износились, были отвергнуты — не давали пищи ни уму, ни сердцу. Много новых истин не вполне были ясны мыслящим людям. Как всегда, истина с трудом пробивала себе дорогу через горы предрассудков, духовного безразличия и склонности к косности в догмах… Происходили жестокие штуки, неожиданные, почти молниеносные события. Это была какая-то историческая буря с огромными разрушениями — продолжавшимися годами — особенно в душах людей!.. Самые прозорливые умы могли только отчасти представить себе конкретные формы исторического развития. Но инстинктивное влечение народов к лучшему будущему служило поводырем в этой всеобщей слепоте… Исчезла и поэзия. Творческие силы были зарыты глубоко в низинах. Угасли тысячи даровитых людей, не успев проявить себя. Этот жестокий век оставил нам в наследство памятники разрушений. Теперь в скорбных его развалинах, из которых родилась наша гармоничная и разумная жизнь, мы ищем крупицы, чтобы понять, что мог творить в последние дни своей жизни тот мир, осужденный погибнуть, чтобы очистить дорогу великой человеческой эволюции…
— Ты увлекся и забыл о шкатулке, — напомнил черноглазый.
— Нет, я не забыл… — усмехнулся скорее глазами блондин. — Еще несколько слов… Самые прозорливые умы, конечно, и тогда закалялись в борьбе народа за лучшую жизнь, и представления о будущем делались все яснее, по мере того как обострялся конфликт между старым и новым. Это считается аксиомой… Но будущее не видно так же определенно, как белые цветы на вишне в еще нераспустившейся почке ранней весной. Это, мне кажется, мы позже поняли… Так же как в начале нашего свободного века, так и в прошлом старое сопротивлялось с чертовским упорством…
— Ну вот, теперь мы вероятно дошли уже и до шкатулки, — смеясь, иронически заметил черноглазый.
