Однажды случилось и так, что «Вадим Ильин» присутствовал на «маяке» сразу в обеих ипостасях – отмечал подписание контракта с «Random House» – и в угаре от выпитого шампанского и открывающихся перспектив имел секс с представительницей этого самого «House», темнокожей красоткой лет тридцати от роду, причем писательским половинкам пришлось изрядно попотеть, чтобы не ударить в грязь лицом и другими частями тела.
Искренне раскаиваюсь в содеянном. Когда вспоминаю нас с Давидом в чем мать родила, становится невыносимо стыдно. Но когда вызываю в памяти «деловую партнершу», выходящую из моря голышом, а также вид сзади, снизу, спереди и сверху, то слегка завидую Давиду, который после того случая еще пару раз мотался в Германию для «укрепления партнерских связей».
Да, с «маяком» связано многое, для меня там периодически начинается и заканчивается вторая, параллельная, жизнь. Вся суетливая городская возня вдруг оказывается такой далекой и нелепой, а все, к чему стремился, – досадным самообманом, пустой тратой времени. Эффект особенно силен ночью и в шторм. Под свист ветра и грохот прибоя совсем не трудно жить «здесь и сейчас», да и с любовью как-то проще – никого не интересует, что будет потом или даже завтра, и нет необходимости в привычной лжи по мелочам. Мне нравится это место, и страшно подумать, что моя нынешняя поездка может стать последней.
Но для начала надо хотя бы добраться до «маяка».
14
Меня снова охватили подозрения, что кто-то играет со мной в прятки, а слепой – марионетка из сундука этого карабаса. С другой стороны, если пацан действительно тот, за кого себя выдает, и попросту потерялся, я не мог бросить его здесь. К счастью, было на кого переложить бремя выбора. Зак с некоторым недоумением взирал на пустующее сиденье, а потом перевел взгляд на меня, словно спрашивал: «Что за фокусы, старичок?»
– Не знаю! – развел я руками. – Ищи.
Пес отправился куда послали, а я промочил горло черным бакарди. Жаль, рома осталось совсем мало – вряд ли хватит на еще один полноценный сон. Ценность снов для меня измерялась тем, насколько глубоко они погружали в любовь, тишину, покой и дарили отдохновение. М-м-м, почти безнадежно.
С той стороны, откуда мы ехали, донесся лай Зака. Мне была знакома эта торжествующая интонация – кобелина любил при случае показать, что его не пальцем делали. Я снова включил фонарик и пошел взглянуть на находку.
Как и следовало ожидать, мальчишка не успел уйти далеко. Он лежал на боку в неглубокой яме на обочине дороги. Сначала я подумал, что он свалился туда, ударился головой и потерял сознание, но его поза свидетельствовала о другом. Если бы это не звучало так нелепо, я сказал бы, что он прилег вздремнуть. На нем не было ни царапины. Даже очки не слетели. Он мирно спал под гавканье Зака, пока я не тронул его за плечо. Он сразу проснулся, нашел мою руку и схватился за нее, впившись в запястье ногтями с такой силой, что мне сделалось больно. Я направил луч фонарика ему в лицо. Никакой реакции.
