— Значит, стрелявший, скорее всего, хотел вывести из строя именно оперативную память?
— Я думаю, это так.
— Но тогда скажи мне другое: зачем нужно выискивать цель на макушке и выводить из строя оперативную память, если можно просто расплавить голову?
— Я не знаю, начальник стражи.
— Это нелогично.
— Да, начальник стражи, это нелогично.
— Значит, это был деф. Дело рук какого-то проклятого дефа. Шестьдесят восьмой, подключи этого идиота к фантомной машине. Может быть, что-нибудь все-таки в его памяти осталось. Может быть, повреждены не все кольца. И не жалей энергии, кирд, пусть машина воссоздаст всю картину. Скажешь мне, если появится что-нибудь интересное. Мне нужно подумать.
Двести семьдесят четвертый был полон яростного нетерпения. Он должен найти гнездо дефов в городе. Это был вызов их миру, ему, Творцу. Они все хотят уничтожить, эти порождения хаоса. Они хотят уничтожить стройный порядок. Они хотят залить его своей заразой, гнусной неопределенностью, когда каждый уродливый деф живет сам по себе, не получая приказов и не рапортуя, думает сам по себе и никто даже не проверяет, что творится в их жалких, нелепых головах. Это поистине мир хаоса, а потому, строго говоря, не мир, а антимир, отрицание мира. Цивилизация — это отвоеванный у хаоса Вселенной островок порядка. Его нужно защищать любыми средствами.
Он отвечает перед Мозгом. Творец доверил ему, своему недостойному кирду, великую миссию — очистить их мир от скверны дефов. И он выполнит ее.
Как они могли стрелять в этого стражника сверху? Только в доме. На улице это было бы невозможно. Схватка была в доме.
Это не стража, это какие-то ничтожные идиоты. Чтобы пришелец смог проделать путь от круглого стенда к дому шестьдесят девять, где его видели в последний раз, и ни один стражник не задержал его, никто не проверил кирда, который вел его…
— Ну, что у тебя? — спросил Двести семьдесят четвертый Шестьдесят восьмого.
— Посмотрите, начальник стражи, к сожалению…
В проходе зала слегка покачивалась улица, неясно светились по обеим ее сторонам ряды домов.
— Стражник идет по улице, — пояснил Шестьдесят восьмой. — Картина нечеткая, потому что дома уже успели в значительной степени остыть… Это, очевидно, было незадолго перед рассветом.
— Дальше, дальше.
— К сожалению…
— Меня не интересуют твои сожаления. Почему картина исчезает, удержи ее.
— Не могу. Фантомная машина считывает ее с колец оперативной памяти. Они практически уничтожены.
