Ему повезло. Он понял, что становится дефом, еще до того, как кто-нибудь мог заметить что-нибудь подозрительное в его поведении, а проверочного автомата он не боялся.
Он был дефом, но никто этого не знал. Он слышал, что иногда дефы уходили из города, но не знал, точны ли эти сведения. Может быть, думал он, это неправда. Может быть, кирдам говорят об этом для того, чтобы их было легче выявить и легче уничтожить. А может быть, порой думал он, никаких дефов вообще нет, может быть, их придумали. Он был одинок, Четыреста одиннадцатый, и глубоко несчастен. Несчастен, как может быть несчастен только тот кирд, что становился дефом и чьи мысли перестали следовать приказу.
Надеждин то засыпал, то просыпался. Лежать на жестком полу было неудобно; даже опустив веки, он ощущал постоянный призрачный свет, источаемый стенами. Но главное, что не давало ему погрузиться в сон, был голод. Сон был желанен, он манил его. Он обещал пусть короткое, но забытье, когда не нужно постоянно бороться со спазмами желудка, который, казалось, вопил: «Есть! Есть!»
Но стоило ему задремать хоть на минутку, как тут же ему начинала сниться еда: дымились огромные блюда с чем-то пахучим, некто смотрел на него с загадочной улыбкой Джоконды и медленно накладывал ему полную тарелку его любимых картофельных оладий. Гора все росла, росла, изгибалась, но не падала. «Хватит, — молил он, — хватит, мне достаточно», но тот, кто продолжал наращивать ароматную гору, лишь поводил четырьмя глазами и молча кивал. «Хватит, — просил он, — остановись, дай мне взять хотя бы один драник, дай поднести ко рту, откусить, почувствовать блаженство насыщения!» Четырехглазый молча кивал, но продолжал растить чудовищную гору пищи, к которой он не мог прикоснуться. Острая резь пронзила желудок. Она была такой отточенной, что легко проткнула сон, вышла в явь и соединила их, наколов на себя.
Он окончательно проснулся, медленно помотал головой. Не поддаваться, сохранять спокойствие. Ну, хочется есть, ничего страшного. Не прошло еще и двух суток, как они оказались в этой круглой светящейся конуре. Никто еще не умирал от голода за двое суток. Даже сил никто не терял от такого короткого поста. Нужно только взять себя в руки и перестать думать о еде. Тем более что канистру воды им принесли.
Страха не было. После того как потолок прижал их к полу, а потом поднялся на место, они поняли, что являются объектами изучения. В этом хоть была какая-то логика. Непонятная, но логика. Лишить их жизни было бы бессмысленно.
