4
Орбитальный лайнер приближался к берегам Африки, скоро на океане должны были всплыть верхушки ее гор, когда мужчина, мирно дремавший в кресле, открыл глаза и выпрямился. Цепко оглядевшись, он долгим взглядом проводил двух членов экипажа «Радуги», которые только что, обмениваясь короткими фразами, торопливо прошли мимо него. Еще раз оглядевшись, мужчина обратил внимание на девушку, стоявшую неподалеку и со сдержанным любопытством, исподтишка наблюдавшую за ним самим.
— Простите, — после легкого колебания обратился он к ней, — вы не расслышали, о чем говорили эти двое в форме? — Он кивком головы показал на удалявшихся членов экипажа.
Глаза девушки насмешливо прищурились.
— Я не имею обыкновения слушать разговоры посторонних людей, — отчеканила она, пользуясь, очевидно, случаем, чтобы хоть немного отомстить этому флегматичному лежебоке за вселенское равнодушие.
— Понимаю, — спокойно согласился мужчина, прямо глядя на нее внимательными серыми глазами, и с чуть уловимой властной настойчивостью повторил: — И все-таки они говорили достаточно громко. Мэйдэй, майский день. Или мне послышалось?
В глазах девушки отразилось любопытство.
— Да, он так и сказал: «мэйдэй». Я еще удивилась: почему майский, ведь уже июль, почему по-английски и почему о майском дне нужно говорить в таком озабоченном тоне?
Эту фразу она договорила растерянно и, так сказать, по инерции, потому что мужчина, не дослушав ее, поднялся с шезлонга, пробормотал: «Простите» и торопливо зашагал, почти побежал вслед за членами экипажа.
— Спящий изволил проснуться? — засмеялись стройные загорелые парни.
— Проснулся, — рассеянно подтвердила девушка и взглянула на парней. — Знаете, по-моему, случилось какое-то несчастье.
— Несчастье? — с недоверчивой улыбкой переспросил один из парней. — Какое? Где?
Не отвечая на его улыбку, девушка задумчиво покачала головой.
— Не знаю. Но случилось, я чувствую это.
5
Лава устремилась по склонам конуса двумя потоками: один справа, другой слева от того места, где стояли Владимир и Ришар. Когда оцепенение, вызванное неожиданностью, прошло, первым чувством, которое испытал Владимир, было удивление. Лава, казавшаяся в котле тихой, вязкой и тягучей, оказалась подвижной, как ртуть, и жидкой, как вода. Она не двигалась, не съезжала, а текла, катилась по склонам со скоростью стремительного горного потока, делая не менее двадцати километров в час. На ровном месте еще можно было попытаться от нее убежать, но здесь, в кальдере, среди лавовых натеков, обломков, и пустот, человек был обречен. Лава быстро бы настигла его и сожгла, воспламенила бы как смолистый факел. Владимир зримо представил свою участь, выплеснись лава в его сторону, и похолодел. Но вместе с тянущим уколом страха он почувствовал и безмерное облегчение. Ему повезло, и опасность миновала! Однако радость была недолгой — а как остальные?
