Здание местной администрации в котором располагался штаб «Адамон Нихас» окружено толпой местных жителей. Мы вошли в здание, поднялись на второй этаж, прошли коридором между пустующих кабинетов… Никто нас не останавливал, не интересоваля, кто мы такие. Везде царила какая-то растерянность, напряжённое ожидание надвигающейся грозы.
В одной из комнат мы обнаружили худощавого бородача, который оказался руководителем пресс-центра «Адамон Нихас». Зураб с Мишкой Тавхелидзе немедленно засыпали его вопросами, а я принялся снимать это импровизированное интервью любительской видеокамерой, чтобы по возвращении в Тбилиси передать на ТВ. Эта видеокамера была куплена для нас в Германии сотрудниками грузинской редакции радиостанции «Свобода» в счёт гонораров за радиорепортажи Зураба, и не считая диктофонов являласьлась единственным техническим средством, которым располагала «Иберия».
Пресс-секретарь охотно отвечал на вопросы. Он не проявлял никакой непрязни и вёл себя весьма корректно. Разумеется у него имелась позиция, которую он стремился донести до нас. По его словам, всё было очень просто: осетины правы, грузины нет. Раз осетины не хотят числиться в независимой Грузии, стало быть они должны отпочковаться от неё всей автономной областью и последнее, что их должно при этом волновать — это мнение остальной Грузии.
Жители грузинских сёл могли, если им это угодно отделяться вместе с ними, или катиться колбаской по Военно Грузинской дороге коли им это не подходит. «Справедливо?» — интересовался пресс-секретарь, делал паузу и сам же себе отвечал: «Совершенно справедливо!»
Когда мы собрались уходить, пресс-секретарь неожиданно сказал: «Мы готовы к переговорам с Тбилиси. Мы ждём, чтобы они приехали, разобрались с нами в ситуации. В конце концов всё можно решить. К сожалению, никто не звонит и не приезжает».
Из под грубо вырезанной националистической маски выглянуло усталое и встревоженное человеческое лицо.
Сегодня я не берусь судить являлся ли такой подход типичным для всех руководителей организации «Адамон Нихас». Понятия не имею сколько ещё осетин желало «всё решить» за столом переговоров с руководством республики. Скажу больше — я далеко не уверен в том, что даже если бы президент Звиад Гамсахурдиа лично приехал в Цхинвали и провёл переговоры с сепаратистскими лидерами, то это сняло бы с повестки дня вопрос об отсоединении Юго-Осетинской АО от Грузии.
Но одна вещь мне представляется очевидной — в те дни в Тбилиси, к сожалению, не поняли насколько серьёзно, то, что происходило в Цхинвали и к каким необратимым последствиям могло провести промедление. Центральная власть не восприняла кризис как начало реального выхода автономии из состава государства, а посчитала, что осетинский вопрос разрешится сам собой после того как наиболее радикальные сепаратисты выпустят пар на митингах. Более того, Звиад Гамсахурдия допустил серьёзную оплошность, упразднив автономную область. Его мотивы ясны — по сути, если рассуждать откровенно, никакой госудаственности искусственно созданная Южная Осетия никогда не имела и так назвали северо — восточную часть Грузии, исторически носившую название — Самачабло, по фамилии грузинского княжеского рода Мачабели, который веками владел этими земельными угодьями. Тем не менее, руководству Грузии следовало проявлять большую толерантность и дипломатическую выдержку. Упразднение автономии стало толчком к вооружённому противостоянию и явилось прекрасной иллюстрацией к тому, насколько, опасно недооценивать потенциал сепаратистских настроений, как легко потерять контроль над ситуацией и как просто срабатывает принцип падающего домино в условиях федеративного государства, во всяком случае в архи-сложных геополитических реалиях перекроенной после двух мировых войн Восточной Европы. Многим нынешним политикам и не только в Грузии, следует хорошенько это усвоить.
