Лютый беспредел | страница 76



— Михайлыча в больницу надо, — сказал он. — Твои люди отказываются.

— Они отвезут, — сказал Рахман. — А ты работай.

— Хорошо.

Осетины ушли. Парни полезли в багажник своей старенькой иномарки в поисках пледа или какой-нибудь другой подстилки.

— Гад! — сказал Михайлыч, безуспешно оттирая лицо от цемента. — Пригрел змею на своей груди! Нелюдь, вот ты кто. Убить мало.

Геннадий Ильич незаметно сунул ему деньги:

— Спрячь.

— Что это?

— Выходное пособие.

Михайлыч плюнул цементом:

— Сколько здесь?

— Сто баксов, — сказал Геннадий Ильич. — Больше не могу. Итак от себя последнее отрываю. Чисто из сочувствия. С верхотуры ты все же сам упал, Михайлыч.

— Да пошел ты…

Не поблагодарив за деньги, Михайлыч попрыгал на одной ноге к осетинским парням. Дело было сделано. Геннадий Ильич сделал вид, что собирает развалившуюся конструкцию, а когда покалеченного увезли, подогнал свою машину поближе, залепил снегом и раствором заднюю номерную табличку, завел мотор и полез в рюкзак за пистолетом.

Он был спокоен, собран и деловит. Никакого волнения, ни малейших сомнений. Все движения точны и выверены.

Сунув пистолет стволом в ботинок, Геннадий Ильич, как по ступенькам, взобрался на кирпичную кладку. Поскольку стена загораживала дневной свет, в зале было включено электрическое освещение. Геннадий Ильич отчетливо видел Рахмана, сидевшего за столом с двумя сотрапезниками. Остальные осетины тоже ели или стояли вдоль стен, сложив руки на паху, в классической позе охранников.

Рахман был повернут к Геннадию Ильичу спиной. Узнать его было можно по длинным блестящим волосам и черной рубахе. Он что-то рассказывал, размахивая куском мяса, насаженным на вилку. Съесть этот кусок ему было не суждено.

Геннадий Ильич вытащил пистолет и снял с предохранителя. Прежде чем прицелиться, он на глаз прикинул расстояние до живой (пока еще живой) мишени. Его и Рахмана разделяло не менее пятнадцати метров. Приличное расстояние для любого пистолета, кроме «Стечкина». Жизнь — не кино. Стрелять тут приходится по-настоящему, и пули не летят по волшебству туда, куда задумано сценаристами и режиссерами.

Геннадий Ильич начал медленно поднимать пистолет. Он знал, что кое-кто из охранников его видит, но знал также, что ничего предпринять они не успеют.

И они не успели.

Стол Рахмана вспыхнул и превратился в огненный шар, молниеносно заполнивший собой все пространство ресторанного зала. Листы ДСП и стекла вышибло наружу одновременно с оглушительным хлопком. Геннадия Ильича снесло воздушным потоком, как муху, очутившуюся в опасной близости от включенного фена.