Пока путники пьянели, не на шутку взыгралась вьюга. Заморгали редкие фонари. Ветер со свистом сдувал с сугробов пушистые макушки и расстилал по дороге.
– Не доберемся, – ослабев от водки, засомневался Пирожков. Он повис на шерстяной шее Чебурашки, который крепче всех стоял на ногах.
– Да что тут идти! – заспорил Зайцев. – Километр от силы!
– В гору, – напомнил Пирожков.
– Да хоть в яму! Тем более пообещали уже человеку. Нехорошо обманывать… холостым всю жизнь… как без бабы… – Зайцев прижался к стенке амбара и почти уснул. Но, как говорят, ни с того ни с сего – выпрямил спину, расправил плечи; взгляд на мгновение отрезвел и наполнился смыслом.
Вдохнув морозного воздуха, он воскликнул:
– На санях поедем!
Сани нашлись на соседней улице. То были знаменитые в округе сани старика Кондрата Мякишева. Каждый Овсень ряженые что-нибудь обязательно вытворяли с ними: переворачивали, заваливали бревнами, скатывали в пруд. Раз пришлось старику стаскивать их с крыши сельсовета. Словом, подстрелили воробья всерьез. И дабы больше с санями ничего не приключалось, дед Кондрат приковал их цепью к фонарному столбу. А сам в сей час (равно как и предыдущие пять), погасив в избе свет, караулил их у окна. Готовый выбежать по первой тревоге, службу он нес в тужурке и валенках. А покуда старушка его была очень уж теплолюбивая и кочегарила с щедрецой, пот с седой головы деда Кондрата тек ручьями.
Метель усложнила ему житье.
– Не видать ни зги, – жаловался он супруге. – Пойду, что ли, выйду…
– Уймись, окаянный! – уговаривала она его. – Кому они нужны, какому…
Но дед Кондрат, тридцать с лишком лет отработавший сторожем на дойке, доверился своему многоопытному чутью. И, как оказалось, не зря. Досмыгав до «стоянки», он обнаружил поваленный столб, милицейскую фуражку и глубокие следы полозьев на свежем снегу, уходящие в ночную темень. Ни словами, ни дикими возгласами не передать той обиды, что обожгла грудь старика.
– Стоять, гады! – завопил он и, придерживая шапку, кинулся вдогонку.
Злоумышленников он настиг через два дома. И не мудрено: двое (как старику показалось, Че Гевара и медвежонок) тянули за оглобли, а третий, зарывшись в солому, по-барски спал в санях.
– А ну, выпрягайтесь! – скомандовал старик и ухватил сани за раму. Первые двое обернулись.
– Дед, тебе чего? – тяжело дыша, спросил Зайцев. Красный чепчик у него съехал на затылок.
– Стой, говорят! Мои сани!
Проснулся Пирожков. Поморщился, пробурчал:
