<…>
Малый театр нас также часто привлекал. В то время там пожинали лавры Садовский, Самарин, Шумский, Ленский, а из женского персонала Ек. Ник. Васильева, Гликерия Николаевна Федотова, Мария Николаевна Ермолова, Никулина, Рыкалова и др. Как хороша была Федотова в драме Островского «Гроза»! Как величественна и пластична была Ермолова в «Иоанне д'Арк»[70]. Ек. Ник. Васильева играла «grandes dames» и была неподражаема. Рыкалова и Акимова играли комичных старух. Комические мужские роли исполняли Живокини, Никифиров, Музиль. <…>
Долго болела бабушка. После воспаления в легких у нее сделалась изнурительная лихорадка или старческая чахотка. Проболела она почти полтора года, и весной 11 мая ее не стало. До этого родилась у нас еще прелестная девочка – Мария, 7 апреля. Это была последняя радость умирающей, но присутствовать при родах она уже не могла. Ежедневно к ней носили девочку. 11-го внезапно, но тихо, почти без агонии она скончалась. Я еще не совсем окрепла после родов и поэтому не присутствовала при ее кончине. Меня разбудили позже, так как умерла она рано утром. На панихиды съезжалась вся Москва, старушку любили и почитали. Похоронили ее в Донском рядом с горячо любимым мужем. Все мы и наши дети почувствовали большую пустоту после ее смерти, она умела быть молодой с молодежью, понимала детей, не импонировала, была тактична во всяких случаях жизни. Я знаю, что она меня любила, и я ей платила тем же, была с ней искренна, советовалась с ней во всем, слушалась ее умных советов.
В ту же пору назначили папа́ губернатором. Пришлось повременить с переездом в Петровское, отправили туда детей с гувернером, гувернанткой и Отенькой. Я занялась устройством казенного дома. Помню последнюю ночь в нашем Покровском доме, где так счастливо протекли 16 лет супружеской жизни. Как тяжело было его покидать на новую жизнь, и я невольно разрыдалась. Не помню, какого числа мы переехали. Поселив папа́ на новой квартире, я уехала к детям в Петровское. Все там напомнило милую, ушедшую от нас бабушку. Ее комнаты, балкончик, на котором она так любила сидеть и слушать мое чтение по утрам. Вскоре эти комнаты занял мой деверь Александр Михайлович, оставив на прежних местах в спальне кровать матери, ее туалетный стол, а в ее кабинете ее письменный стол, кресло у окна. Исчез только балкончик, который не был в стиле дома.
Лето прошло однообразно, приезжали по-прежнему ильинские соседи, но я из-за траура нигде не бывала, и перебрались мы рано в город ввиду службы папа́. В Москве зажили мы той же семейной счастливой жизнью, у папа́ масса дела, но зато после обеда время было посвящено детям и нашим беседам, впечатлениям. Зимой схватили наши дети коклюш. Я ужасно боялась этой болезни для нашей прелестной крошки, как вдруг, уже ближе к весне, девочка начала кашлять, и я сказала Отеньке: «Вы увидите, если она схватит коклюш, то его не вынесет». К несчастью, мое предчувствие не обмануло меня, и 2 мая нашего ангела не стало. Она скончалась от менингита после больших страданий. Ее крик был ужасен и долго звучал в ушах. Я упрекала себя в том, что слишком ее любила, мне тогда казалось, что я не перенесу этого горя. Была она прелестна и в гробу, окруженном цветами. Отвезли мы ее в Донской, около родных могил опустили ее гробик. Долго, долго не могла я забыть эту прелестную девочку, которая промелькнула в нашей жизни, как метеор. Три года спустя наша Ели родилась, и, если не заменила Мусю, все же мы были счастливы ее появлением и благодарили Бога, что он нас утешил.
