— Видишь ли, имя Мари — это очень по-французски… Да и не только, оно вообще универсально. Из-за его банальности этим именем сейчас никого не называют, разве что служанок. И поэтому оно покажется оригинальным…
Мари…
Она попросила его произнести вслух несколько раз:
— Мари…
— Ну а теперь — фамилия Клэруа… Есть в ней «Клэр»[6] и есть что-то от слова «Клэрон»[7]. Есть еще…
Черт побери! К чему он об этом вспоминает? Плевать ему и на Клэруа, и на ее хахаля, который собирается сделать себе имя исключительно на том, что наставил рога ему, Комбу!
Ну а этот самодовольный и снисходительный идиот, который толковал ему о «мышке», об ее тридцати двух или тридцати трех годах, о драгоценностях, которых у нее нет, и о местечке билетерши… «и то, если будет протекция».
Как-то недели за две до встречи с Кэй Ложье спросил у него с уверенностью человека, который принимает себя за самого Господа Бога:
— Сколько времени ты сможешь продержаться, мой малыш?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.
— Ежедневно идеально отутюженный костюм в «прессинге»[8] и безукоризненно чистое белье, достаточное количество денег на аперитивы и на такси…
— Пожалуй, пять, от силы — шесть месяцев. Когда родился мой старший сын, я оформил страховку, по которой ему должны выплатить капитал по достижении восемнадцати лет, но я могу взять ее сейчас, потеряв немного…
Ложье было плевать на его сына.
— Ну хорошо, пусть будет пять-шесть месяцев. Живи где хочешь, в какой угодно трущобе, но обзаведись хотя бы телефоном.
То же самое вроде бы говорил ему сегодня и Гурвич? Удивляет ли его такое совпадение? Ему надо было бы дождаться автобуса, что вполне было возможным в это время. Минутой больше, минутой меньше — это уже ничего не изменит, все равно будет волноваться Кэй.
Кэй…
Как по-разному звучит это слово сейчас и два-три часа тому назад, или еще раньше, утром, или в полдень, когда они обедали вдвоем, сидя друг против друга, и забавлялись, глядя на физиономию маленького еврея-портного, которому Кэй решила доставить, не говоря от кого, роскошного омара.
Они были так счастливы! Имя Кэй, как его ни произноси, приносило ему столько успокоения.
Он сказал свой адрес шоферу. Ему показалось, что небо стало совсем черным, угрожающе нависло над улицами. С хмурым видом он откинулся на сиденье. Он был сердит на Ложье и на человека, похожего на крысу, но не знал, стоит ли ему сердиться на Кэй. Вдруг, в тот самый момент, когда такси остановилось и он еще не успел принять должный вид, подготовить себя к встрече, чтобы вновь вступить в круг их любви, как он увидел ее.
