– Дядя Витя, Виктор Федорович, встречай гостей!
Тима постучал в дверь. Пока внутренности дома шевелились и босые шаги шлепали к сеням с другого конца дома, Эшли уселась на валявшееся у крыльца седло – казацкое, с высокими острыми луками. Дядя Витя вышел на крыльцо, запахивая пиджак на голой безволосой груди.
– Здравствуйте, ну, не думал, приехали-таки. А я, бывало, зимой так вот и вспоминал про вас. Да еще когда Кроху седлал. Вот, думаю, был человек, приезжал сюда – да и все. Ни слуху ни духу. Ну, заходите, что это мы на пороге…
– Виктор Федорыч, вы же меня вроде бы летом на ты звали. Забыли?
– Забыл. Да все-таки московский. Столичный.
– Только не здесь. Здесь я просто пастух, как ты, дядя Витя.
Эшли подняла глаза и подошла к ним. Еще с нижней ступеньки она по-американски протянула дяде Вите руку.
– Тимофей мне про вас рассказывал. Много раз. Меня зовут Эшли, Эшли Винтерсон. Я из Штатов, журналистка. Работаю в Москве. А в ваших местах впервые. У вас чудесный дом. Только можно мне умыться и переодеться? Мы еще со вчерашнего дня… путешествуем.
Тима выставил на стол две бутылки водки и консервы.
– Это на вечер. А картошка и чай – твои, Виктор Федорыч. Ну, рассказывай, как оно? Как зима?
– Ну, что сказать, живем. Это тебе не Москва. Тут в степи мало что меняется, никаких там новых русских или как их у вас там зовут.
– А санаторий-то туберкулезный не закрыли?
– Да нет пока. Живут тубики. Лечат их по-прежнему, воздухом и покоем. Вот каждый день вожу им две фляги кобыльего молока. Да табун дойных кобылиц пасу – с жеребятами.
– А как у тебя с женщинами, дядя Вить?
– Да никак. Живу все один. Помнишь Пегого, жеребца, он тем летом необъезженный был, ты еще на нем без седла ездил. Так вот на прошлой неделе на конезаводе скачки были, и я на нем первым пришел. Пегий – он мировецкий жеребчик.
– Дядя Витя, слушай, вот бы Эшли на нем поездить, она на кобылах не любит.
– А она умеет ездить-то?
– Ну привет, у нее у родителей ранчо в Америке, она с детства верхом.
– Тогда чего ж не поездить. Пегий теперь смирный. Пусть поездит. А надолго вы?
– Дня на три, посмотрим, как погода. Дядя Витя, вот тут на мелкие расходы…
Тима сунул ему в нагрудный карман три банкноты. Дверь в кухню была приоткрыта, барабанила струя воды. Эшли стояла у умывальника, голая по пояс, запрокинув голову. Она умывала плечи, грудь и подмышки, набирая воду в ладонь и медленно ее опрокидывая.
– Тим, выйди! Выйди сейчас же!
– Нет, Эшли, мне хочется наблюдать омовение.
