Наклонившись над барахтающимся в воде парнем, я крикнул ему:
— Ну что, еврей оказался слишком проворным, а?
Он огрызнулся и попытался вскарабкаться на пристань, но поскольку он был страшно взбешен, то не смог хорошенько зацепиться и снова рухнул в воду. Раздался еще один взрыв дружного хохота. Вдруг кто-то крикнул:
— Женщина идет!
Мы в чем мать родила быстро прыгнули в воду. Когда женщина прошла, мы вылезли из воды и оделись.
— Мне пора на работу, — деловито произнес я, и мы молча побрели в сторону Десятой авеню.
У дверей бильярдной Джерри напомнил мне:
— Не забудь, завтра после церкви ты идешь к нам знакомиться с моим отцом.
Я вошел в салон. Киф, разгоряченный, потный и озабоченный, увидев меня, заорал:
— Тащи пиво, сегодня чертовски жарко, и парни хотят пить.
Заведение Кифа по воскресеньям не работало, и мне приходилось торчать в церкви, пока не закончится служба, потому что я помогал священнику. Около двенадцати дня я обычно возвращался в приют, обедал там и потом уходил на целый день. Иногда я шел в кино или на площадку для игры в поло, где тайком приобщался к игре. Но в это воскресенье я обещал Джерри пойти к нему познакомиться с отцом.
Отец Джерри был мэром Нью-Йорка и больши-им демократом, этаким слугой народа, «настоящим человеком» с открытой улыбкой, раздающим направо и налево приветствия и рукопожатия, вечно позирующим перед фотокамерой с чьим-то ребенком на руках. Я его терпеть не мог. Моя неприязнь к нему началась давно, еще до того, как я познакомился с Джерри Коуеном. Когда я впервые увидел мистера Коуена, он был еще олдерменом и представлял наш район в муниципалитете. Как-то он приехал на благотворительный обед к нам в приют и произнес замечательную речь, которую мы, дети, совершенно не поняли. Но, честно говоря, нам всем было на это наплевать, потому что мы объелись жареной индюшкой. Тогда мне было около девяти лет. Он попросил меня сбегать в комнату директора за сигарами, которые он оставил в своем пальто. Когда я принес ему сигары, он протянул мне ослепительно блестевшую монету в четверть доллара и сказал:
— Это тебе за то, что ты хороший мальчик.
— Спасибо, — пробормотал я, беря монету, но тут же вспомнил, что говорил нам учитель, и опустил монету в церковный ящик для сбора пожертвований.
Увидев это, мистер Коуен опять подозвал меня и сказал:
— Ты очень хороший мальчик. Как тебя зовут?
— Фрэнсис Кейн, сэр, — ответил я.
— Ну что ж, Фрэнсис, вот еще пять долларов, которые я жертвую церкви, но прежде чем ты опустишь их в ящик, скажи мне, какой подарок ты хочешь к Рождеству?
