Князь Мещерский честно отрабатывал свои деньги и создал более 20 бюллетеней разной направленности, которые предъявлялись абонентам вместе с «сектантскими», как их именовали в самом ПТА. Но оценить эффективность этого механизма Зубатов пока не мог.
Спустя два дня совершенно неожиданно прилетел снаряд, видимо, из лагеря, близкого к Александре Фёдоровне, — в Думе правые обвинили Зубатова со Столыпиным в потворствовании разжиганию паники, повторив претензии, звучавшие на заседании совета министров. Воспользовавшись моментом, к этой критике подключились и ненавидевшие обоих социалисты. Официальный орган эсдеков «Наша Заря» прямо заявил, что известный «отец полицейской провокации» Зубатов, «запятнавший себя многочисленными преступлениями», получил в управление ЭМАС и организовал новую провокацию: хочет с его помощью еще более обострить ситуацию и объявить столицу не просто на военном, а на чрезвычайном военном положении. Встревоженный этим массированным ударом с двух сторон, Столыпин велел Зубатову, убедительности красноречия которого он сам только что был свидетелем, ехать в Думу.
Зубатов поднимался на думскую трибуну, чувствуя спиной полные ненависти взгляды обоих крыльев, правого и левого. Только центр сочувствовал ему, да и то — не по сходству взглядов, а по свойству своему всегда поддерживать всё правительственное.
— Многие, — сказал Зубатов, оглядев зал, — упрекают нас, что в минуту паники мы не лишили обывателей возможности сноситься друг с другом, передавая вести, но, наоборот, дали им дополнительные возможности в виде поиска слов в бюллетенях. Тем самым мы якобы потворствовали усилению паники и дали повод членам изуверской секты и далее бросаться под поезда. Это правда.
— Позор! Глупость хуже измены, — раздались крики в зале.
— А теперь пусть тот из вас, кто считает это глупостью или изменой, встанет. И я попрошу господ корреспондентов, — тут Зубатов посмотрел в сторону балкона, на котором по случаю такого действа собралось небывалое число газетчиков, — отобразить в своих статьях, кто именно из членов Думы считает своих избирателей идиотами, не способными разобраться в жизни, от которых нужно скрывать правду.
Кто-то из депутатов вскочил, но, почувствовав себя в глупом одиночестве, тут же сел обратно, а на балконах для публики раздались смешки.
— Тогда я продолжу, — сказал Зубатов. — Привело ли то, что мы сделали, к увеличению катастроф? Я не знаю и никто не знает, но готов это допустить. Кто-то из членов секты, кто в ином случае не бросился бы под поезд, увидев к себе внимание, сделал это. И произошло еще одно падение поезда. И это — цена. Цена, которую мы все — и правительство, и общество — заплатили за возможность знать правду. За правду надо платить, каждый раз разную цену, но всегда — дорогую. Что есть альтернатива? Лишить людей возможности узнавать о происходящем и погрузить их в тьму самых страшных и невероятных слухов. И вот тогда — да. Тогда мы увидим такую панику, такие погромы и бог знает что еще, по сравнению с которыми недавние революционные потрясения покажутся невинными забавами. Правда — вот лучшее оружие против паники. Хотя и да, дорогое.
