В одну ночь она осталась у Миши, но радости ей это не доставило. Даже как будто разочаровало. Но чувства к нему от этого не ослабли, а наоборот, усилились: она поняла, что любит его не плотской, а духовной любовью. И хорошо, что плоть оказалась столь ничтожна, что она не может бросить и тень обыденности на их отношения.
В последнюю их встречу на Гулярной, когда она пришла за бомбой, Фауст обнял её и, крепко прижав к себе, стал расстегивать застежку на юбке. Но Ольга мягко отвела его руку, и он не настаивал.
Вот засуетилась челядь у парадного министерского подъезда, взвился швейцар, шпики, как тараканы, бросились по углам площади, двое выкатили велосипеды, готовые сопровождать поданный автомобиль, и, наконец, из дверей вышел толстый, с взлохмаченными остатками волос по бокам головы, министр Ларов.
Все шаги были отсчитаны. Когда автомобиль тронется, надо медленно сосчитать до 7 и пойти в сторону моста, тогда поравняешься с ним ровно в тот момент, когда он притормозит на повороте. Она досчитала и пошла, и в этот миг взгляд её упал на экран сообщений ПТА, установленный на крыше углового с Фонтанкой дома Чернышёвой площади. Он изображал рекламу дачных участков, нарезанных из бывшей земли герцогов Лейхтенбергских под Петергофом. «Помнишь лето на даче в Мартышкино?» — высвечивали буквы электрические лампочки.
Ольга вздрогнула. Иногда ей казалось, что ПТА читает её мысли. Конечно, она помнила дачу в Мартышкино и её лето. Необыкновенно жаркое, душное, когда только к вечеру наступала прохлада, и они шли с отцом гулять на берег залива. Местные крестьяне вывозили в воду закрытые купальни на телегах, кабинки, в которых можно было переодеться и сразу нырнуть. Но Ольга пренебрегала правилами приличия и, как деревенская девчонка, сбросив платье на берегу, бежала в воду, а потом надевала его на еще мокрый купальный костюм. Отец фыркал в свои александровские усы, но ничего не говорил, а от глаз его разбегались веселые морщинки.
Потом шли по берегу, отец покупал ей лимонад, и они сидели в гранитной беседке, точно такой же, как эти башни на Чернышёвом мосту. Ольга подняла голову. Да, и каменный свод над ней был точно такой же.
Толстые чугунные цепи свисали с углов башни. Нет, это не беседка, этот гранит вокруг неё — гранит Петропавловской крепости, и цепи — это её цепи.
Бомбы у террористов были большими, их приходилось маскировать под связку книг, под коробку для шляпы или торта, заворачивать в одеяло вместо ребенка. Охрана это, конечно, знала, и в первую очередь обращала внимание на людей с такими предметами в руках, вдруг оказывающихся на пути следования охраняемой персоны. Но барышня с нежной улыбкой нахлынувших воспоминаний не могла вызвать подозрения у шпиков, хотя бы и с коробкой в руках.
