Следующим же днем Егор отобрал двоих рядовых, казавшихся ему наиболее толковыми, сводил их за свой счет в баню и постирал одежду. После чего отправил в город с заданием: ходить мимо аппаратов ЭМАСа да приглядываться к людям. Если кто в слезах выходит или недовольный, то аккуратно расспрашивать, в чем причина, и выводить на мысль, что, может быть, вина в самой машине. А когда так — тогда вести такого человека к нему.
В первые два дня его посланцы вернулись ни с чем. Сам Егор к этому дню бросил свою работу на заводе, съехал из барака и снес все накопления в сберегательную кассу, а сам вместе с ночлежниками поселился в склепе. Из дешевых бульварных книжек, которые читал, он знал, что в каждой секте (а ведь по сути это была именно она!) обязательно должны появиться богатые экзальтированные сторонники, которые будут оплачивать её существование. И хотя Егор понимал, что книжкам этим верить нужно с осторожностью, во-первых, других у него не было, а во-вторых, примеры успешных старцев во главе с самим Распутиным стояли перед глазами.
Но вот прошел день и два, а посланцы его приходили с пустыми руками. Победы же армии были нужны не меньше войны. Егор совсем пал духом и почти полдня пролежал на нарах, глядя прямо перед собой и осознавая, что предприятие его, вероятно, закончилось крахом. И тут случай вновь оказался на его стороне.
В те дни началось новое наступление Юго-Западного фронта в Галиции, и с театра боевых действий пришла радостная весть: армией генерала Каледина, героя Луцкого прорыва, вновь взят оставленный нами в 1915 году Львов. Незнакомые люди на улицах поздравляли друг друга и обнимались, как на Пасху. Газеты, отставшие в конкуренции с бюллетенями ЭМАСа, воспряли, печатая пространные и не всегда достоверные подробности славных боев, которые не могли позволить себе короткие сообщения электрограмм. Мальчишки на улицах звонкими голосами выкрикивали заголовки, пророчившие скорое возвращение наших войск и в Перемышль, и публика расхватывала газеты на лету. На фонарных столбах и стенах домов вывешены были флаги — истосковавшаяся по победам столица радовалась им, как солнечным дням, с такою же редкостью случающимся в Петрограде. А уж радость петроградских обывателей солнцу является баснословной.
По случаю победы в Народном доме ПТА был назначен абонентский маскарад со сбором средств в пользу увечных воинов и семей погибших при занятии Галиции. 20-этажный дом этот, самый высокий в Петрограде, был построен на средства агентства по образцу небоскребов в Северо-Американских Соединенных Штатах, облицован известняком и увенчан пирамидальной башней. Он стоял на углу Невского и Фонтанки, по диагонали от Аничкова дворца и, говорят, очень раздражал своим гигантским размером проживавшую там вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну.
