— А потому и не пришел, — Егор говорил наугад, не зная наперед, что скажет после, — вера, говорит, моя в них велика, но велика ли их вера в самих себя? Сказано: много званных, да мало избранных. И не уподоблюсь ли я тому, о ком речено у Матфея: не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас. Иди, говорит, и спроси их: избраны ли или свиньи? И кто избран, кто блажен и хочет в чертоге Отца Небесного быть превыше князей мира сего, кто отринул печать зверя, то пусть встанет рядом с тобой. А кто хочет последним среди людей остаться — что ж, пусть остается лежать, как лежал. Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить её вон, на попрание людям!
Неизвестно, какое действие произвела бы на ночлежников проповедь Егора, произнесенная хоть и не так надрывно, как мог бы давешний старик, но для начинающего вполне неплохо. Но как раз в этот момент раздался треск — подломилась одна из опор полатей, и лежавший на ней человек — тот, что возмущался отсутствием деда, — скатился прямо под ноги Егору.
Вся компания была поражена явно явленным чудом.
— Я, я, я… — испуганно забормотал упавший, — я не свинья. Я — соль, соль земли. Бог меня ведет!
И следом, один за другим, ночлежники начали вставать с полатей и — возможно, первый раз в жизни осмысленно, — крестясь, стали подходить к Егору. В этот момент своего первого триумфа он вдруг подумал, что совершил чудовищную ошибку, бросив тело старика близко от кладбища, так что кто-нибудь из ночлежников мог его увидеть.
— А отца Афанасия не будет, — сказал он, исправляя эту ошибку. — Преставился вчера дедушка. И благословил меня к вам идти.
Тою же ночью Егор рассказал ночлежникам о своей жизни: что был он сыном купца первой гильдии и богатой помещицы, учился в университете, снимал квартиру на Каменноостровском проспекте, но занятия не посещал и всё больше любил ездить с барышнями на Острова к цыганам. Про барышень и кутежи он рассказывал особенно подробно, насколько только хватало его фантазии, со всеми почерпнутыми из Ванькиных стишков подробностями. И конечно, о том, как, имея абонентский номер ЭМАСа, переписывался с ними по десяти электрограмм на день, а также состоял в переписке с градоначальником, министром двора, Куприным и Игорем Северянином. Последний даже посылал ему на редактуру свои стихи, прежде чем рассылать их через бюллетень. Был, конечно, бюллетень и у самого Егора, с 91 тысячей читателей.
