Голос старца, несмотря на прозрачность его обладателя, звучал вполне отчетливо — вот только движения губ на его лице Роман так и не сумел заметить. Пятясь, монах вышел из избушки, и Роман остался наедине с призраком.
— Тебе сообщили, что завтра ты умрешь?
— Вы собираетесь меня убить?
— Ну что ты! Мы никого не убиваем. Убийство — самый страшный грех из всех грехов, ненавистных Господу. Мы лишь хотим использовать твою неизбежную смерть.
— Почему же она неизбежна?
— Потому, что такова твоя судьба. Потому, что твой жизненный путь на этой планете оканчивается именно завтра. Но это вовсе не означает, что ты исчезнешь: разум человека, или, если угодно, его душа, бессмертны, и именно это обстоятельство мы собираемся использовать, поручив тебе передать послание в тот мир, который вы, люди, в просторечии именуете загробным.
Дальнейшие картины в памяти Романа уже не выглядели столь отчетливо — остались только обрывки. Призрак вроде бы дотронулся до его головы, Роман помнил ощущение ожога и яркую вспышку в глазах.
Затем сразу же, без всякого перехода, он вновь очутился в казарме. Было уже утро следующего дня, и горнисты трубили подъем. Именно сегодня ему была предсказана неизбежная гибель. Вспомнив об этом, Роман ощутил внезапный озноб. Затем, внутренне собравшись, натянул сапоги и решил, что, сказавшись больным, он откажется от дежурства, несмотря на все неприятности, которыми ему грозил подобный поступок.
Он совсем уж было собрался отправиться к капитану, когда внезапный удар о грязный горячий пол прервал его воспоминания и перенес в совершенно другую действительность.
Каменное ложе, на котором Роман предавался воспоминаниям, исчезло, свет погас, и он рухнул на пол. В углах камеры почти сразу же послышался подозрительный шорох, напомнивший ему о крысодухах.
Тьма была полная, она казалась особенно плотной после ослепительного света факелов, и сколько Роман ни вглядывался, кроме радужных кругов, плывущих перед глазами в тех местах, где только что горели факелы, он ничего не видел.
Но где-то в центре камеры находился каменный куб, заменявший стол. Возможно, взобравшись на него, он избавится от этой шуршащей напасти, приближавшейся к нему со всех сторон слишком быстро.
Вовремя взобраться на спасительное возвышение Роман так и не успел. Он больно ударился об угол куба, когда другая, гораздо более острая и резкая боль пронзила его лодыжку и заставила одним прыжком очутиться на каменном столе. Почти сразу же после этого вспыхнул свет, и он на мгновение смог рассмотреть своих мучителей, метнувшихся к темным углам камеры. Лишь одна из этих тварей, размером с большую кошку, продолжала висеть на ноге Романа. Ее морда, чем-то напоминавшая увеличенную морду землеройки, заканчивалась присоской, плотно приклеившейся к его лодыжке. Приступ отвращения от вида этой синеватой твари, лишенной шерсти, едва не вывернул Романа наизнанку.
