— Ты что, простудилась?
— Кажется, да, — еле выговорила она и наклонила голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
Дешарм, изящно держа в руке ложку, прислушивался к тому, что делается наверху.
— В чем дело, Мели?
— Мадам Берта велела сказать, что она не может спуститься.
Дюкро перестал жевать и бросил:
— Тогда ступай ты сам, скажи ей еще раз: я требую, чтобы она явилась к столу, больна она там или нет. Понятно?
Дешарм вышел. Дюкро огляделся; казалось, он ищет, на ком бы сорвать злость.
— Мели, отдерни шторы!
Перед ним были два окна, выходившие во двор — на ограду и Сену. Навалившись всем телом на стол, он жевал хлеб и вглядывался в темноту. На верхнем этаже слышались быстрые шаги, шепот, всхлипывания.
Наконец Дешарм явился и объявил:
— Сейчас придет.
И верно, через несколько мгновений в комнату вошла его жена. Она даже не потрудилась запудрить покрывавшие лицо красные пятна.
— Мели! — позвал Дюкро.
Ни Мегрэ, ни остальные больше его не занимали.
Казалось, он живет отдельной ото всех жизнью, ни о чем не тревожась, упрямо идет к какой-то одному ему ведомой, давно поставленной цели.
— Несите горячее.
Когда служанка наклонилась, чтобы взять салатницу, он похлопал ее по заду. В шарантонском доме была молодая служанка, а эта — ни то ни се — никакого задора, никакого обаяния.
— Кстати, Мели, когда мы с тобой спали в последний раз?
Девушка так и подскочила; тщетно пытаясь улыбнуться, она в страхе переводила взгляд с хозяина на хозяйку.
Дюкро пожал плечами и сострадательно усмехнулся.
— Выходит, она тоже думает, будто это так важно. А побаловались мы сегодня утром в подвале, когда выбирали вина.
Он все же не удержался и покосился на Мегрэ — ему хотелось увидеть, какое все это производит впечатление, но мысли комиссара, по всей видимости, витали где-то далеко, за сотни километров отсюда.
Г-жа Дюкро тоже никак не отреагировала, только поплотнее закуталась в мантилью и старательно расправила скатерть, а дочь уткнулась покрасневшим носом в платок.
— Смотрите! — воскликнул вдруг Дюкро, мотнув подбородком в сторону ограды.
На большом дворе горел всего один газовый рожок, и бледное пятно света расплывалось как раз у калитки. А в этом светлом кругу отчетливо виднелась неподвижная темная фигура. До нее едва ли было больше десяти метров, и тот, кто стоял, опершись о решетку, должен был хорошо видеть все, что делается в залитой ярким светом столовой.
— Это он! — уверенно объявил Дюкро.
Чуть дальше, на высоком берегу Сены, острый глаз Мегрэ различил еще одну фигуру. Перепуганная служанка внесла жаркое с картофельным пюре; комиссар достал из кармана записную книжку, вырвал листок и написал несколько слов.
