Я остался совсем один, если не считать увязавшейся за нами кошки. Она с мяуканьем выглянула из-за кустов, но, подстегнутая парой камней, тут же унеслась вслед за мулами. У меня появилось время подумать — о карабаоподобном звере, подстреленном утром (я бы точно поставил какой-нибудь рекорд, удайся мне вывезти его голову к цивилизации), да и о нашем путешествии в целом. Не то чтобы я охладел в своем стремлении доказать, что аннезийцы не вымерли, и не стремлюсь задокументировать как можно больше сведений об их обычаях и культуре прежде, чем знания о них полностью сотрутся из человеческой памяти. Нет, я все еще полон решимости, но уже из иных побуждений. Когда я приземлился на Сент-Анн, то заботился лишь о том, как бы этой полевой вылазкой обеспечить себе репутацию, достаточную для получения приличной факультетской должности на Земле. Теперь же я понимаю, что работа в полевых экспедициях вполне может быть самодостаточной, а главное, не должна служить средством для достижения других целей. Все те высокочтимые старые профессора, репутации которых я так завидовал, стремились вернуться в поле — пусть даже на исхоженные вдоль и поперек берега бедной старой Меланезии[48] — отнюдь не для укрепления своего положения в академических кругах, а скорее наоборот. Высоким положением они пользовались для обеспечения ресурсами своих будущих экспедиций. И черт побери, как же они были правы! Каждому из нас уготован свой путь, свое призвание. Мы скитаемся по Вселенной, пока все не встает на свои места. Так устроена жизнь. Это наука, а может даже нечто большее.
К тому времени, как я догнал мальчика, он успел (рановато) разбить лагерь и, думаю, уже начал беспокоиться обо мне. Вечером он попытался высушить часть мяса карабао над огнем, чтобы не испортилось, но я тут же предложил просто-напросто выбрасывать испорченное мясо, если мы не будем успевать его есть.
Ах да, совсем забыл. Пока догонял мальчика, я успел подстрелить двух оленей.
Офицер отложил переплетенный блокнот в сторону и, немного помедлив, встал и потянулся. Только сейчас он заметил, что в кабинет залетела птица>{24}, и уже какое-то время, затаившись на картине, висевшей высоко на стене напротив двери, озадаченно взирала на офицера. Он прикрикнул на нее, но та даже не шелохнулась, и тогда офицер попытался согнать ее метлой, оставленной в углу рабом. Птица слетела с рамы, но вместо того, чтобы вылететь через открытую дверь, шмякнулась о притолоку, оглушенная грохнулась на пол, но тут же вспорхнула, пронеслась у самого лица офицера, задев его щеку черным крылом, и снова умостилась на картинной раме. Офицер выругался, вернулся за стол и выудил из горы бумаг несколько разрозненных страниц, к счастью, исписанных четким канцелярским почерком.
