Через древние ворота, обросшие мхом, выехали к мечети. Грохоча, пыля, дилижанс покатился по узкой улице мимо лавчонок. В них ковали, пекли, шили, продавали. Стучали молотки, шипело баранье сало, слышались высокие голоса. Казалось, что все люди здесь счастливы, и Олег завидовал им.
Пока кучер кормил лошадей, путники в лавчонке пили чай с вареньем. После чая мать в лиловой тени сладко подремывала. Олег и какие-то немолодые супруги бродили по ханскому дворцу, постояли у фонтана Марии Потоцкой, в темной молельне, в гулком зале ханского совета, возле облезлой купальни затворниц. Олег позавидовал людям, которые когда-нибудь пройдут по этим камням, как он, но только свободные от гнета неизвестности и постоянного ощущения тупика…
Садовые террасы, в «забвеньи дремлющий дворец», безмолвные дворы — все казалось скучным. Олег философствовал: ханская мечеть и ханское кладбище — владык последнее жилище — расположены рядом. А впрочем, общая могила или, как у хана, отдельное упокоение — не все ли равно? И не лучше ли быть вот таким забытым сторожем, который отворил калитку, провел на минарет и тотчас же протянул ладонь, прося денег?
Возле ханского дворца, у чугунных ворот с гербом Гиреев (два дракона сцепились в схватке), как в Симферополе у кафе «Доброволец», дежурила легкая коляска. По глубокой лощине, лесом, среди камней можно было проехать к Иосафатовой Долине Смерти, к подножию скалы с древним пещерным городом.
Олег поехал, велел гнать вовсю и скоро увидел хижины на утесах. Наверху, словно дымоходы, чернели дыры в камне, закопченном кострами. Эти жилища будто гнезда каких-то птиц. В них и теперь прятались люди, Вдруг перед глазами встал зажатый ущельем каменный монастырь с окнами, балкончиками, с церковью в пещере под навесом скалы. А напротив поднималась над пропастью отвесная высокая скала с узкими, крутыми, высеченными в камне ступенями. Лестница на небо… Олег бросился наверх, будто там спасение. Под облаками увидел толстые вечные каменные стены, железные ворота, за ними дремлющий каменный поднебесный город — двести домиков и молельню, которые свешивались в черную пропасть, неподвижных людей в длинных капотах, то ли мертвых, то ли живых, — караимов.
В этом странном городе на улице, идущей от ворот, сама скала служила мостовой; мостовая была гладкая, ровная, цельная — из одного куска. За столетия колеса повозок проделали в камне глубокие колеи — нога уходила в колею до колена…
