Кто-то раздумчиво, хрипловато прогудел:
— Не отдашь — он с карателями пожалует во двор, не знаешь, что ли?..
— А я говорю: нас, дурней, много, на всех не хватит карателей. Сховать хлеб, самим погулять где-нибудь — вот как сделаем. Разговор может быть только один: ничего не знаем, сход постановил, списки есть, — стало быть, для себя убираем. За себя скажу: ни одного колоса Соловею не отдам! Красные флаги уплыли за Днепр, и хлопцы наши там. Надолго ли — то побачим, не заслонишь солнышка рукавицей! А земля осталась землей, ну не божеской, так от общества. Не может быть над ней богаческой руки.
Затрещала, вспыхнула на миг бумага цигарки, красноватое пламя осветило стол и лицо Матвея.
— При всех заявляю: сниму урожай — и хоть гром греми, хоть режь меня, а, пока я живой, Соловей ни зернышка не возьмет. Не жадный я, а правда наша! Должен он сознавать это. Я говорю, ни зернышка ему не выдам. И на поклон к нему не пойду. Я не хочу от вас отбиваться, мужики. Что мне Соловей! Без Советской власти с ним невозможно разговаривать. Мы давай держаться дружно: один и у каши загинет, одному худо — всем нет.
6
Чуть ли не с ночи отец с Лизой поехали косить. Еще холодила роса, а в небе подрагивали колючие звезды — насыпано густо, как на ниве зерен в усатых колосьях.
В душной хате спал Горка — пойдет в поле с солнцем, когда пшеница высохнет на стерне. Он принесет поесть, поможет сгрести пшеницу в копны.
К полудню, собрав яичек из-под кур, в оплетенную бутыль набрав холодной воды, Горка пошел в степь. Жара — хуже чем в кузне. Вспотел, из-под брыля полились ручейки, на губах солоно… Ветер махнет — на минуту сделается свежее, издалека доносятся голоса, неясный крик, песня. Кругом циканье — кузнечики пилят, пилят и никак перепилить не могут. Где-то справа стрекочет лобогрейка, ей отзывается другая со стороны млеющего Сиваша, а за курганом пыхтит паровик при молотилке, чадит в небо легким дымком.
У края неба видны белые хатки, над ними тополь один, другой. Это — польское селение. По земле скользят тени от крыльев птиц, летают под самым солнцем…
Горка шел целиной. Ступил на горячую дорогу — в ноздри ударила душная пыль. Быки и лошади, запряженные в длинные мажары, в брички, везли воду для работников — косцов и возчиков, которые свозили пшеницу в скирды. Лучшие кони сейчас в лобогрейках. Горке хотелось посмотреть, как они, здоровые, лоснящиеся, тянут лобогрейку, а скидальщики знай машут скидалками, сбрасывают на стерню срезанную пшеницу.
