Сиваш | страница 105
По стенкам купе скользил свет от редких железнодорожных огней. Грохотали колеса. Фрунзе с закрытыми глазами лежал в темноте на жесткой полке. Вспоминался Ильич, каким Фрунзе видел его однажды перед началом заседания ЦК в большой, но тесной от людей комнате. Весело выпроваживая нечленов ЦК, Владимир Ильич громко говорил: «Пора начинать, пора! Пора!» Прищурив глаз, обращался к одному, к другому: «Вы не член ЦК, вы тоже нет?! Так выходите!» Одного помедлившего наркома Ильич слегка, но настойчиво подталкивал к двери: «Милости просим!»
Видел Ильича в кабинете за письменным столом. Однажды Фрунзе зашел, Ильич не прервал работы, быстро писал, одновременно слушал и отвечал Фрунзе. И, только дописав, весь обратился к нему.
Вспомнил выражение лица Ильича, когда, выслушивая чей-нибудь многословный доклад, Ильич начинал терять терпение…
Думал о предстоящих делах и возможных событиях. Не тайна, зачем вызывает Москва. Врангель срастил и движет белую армию, поглядывает за Днепр.
Как победить его? Это прояснится в Москве, после встречи с Ильичей. Однако вот они, уже маячат препятствия. И вот одно — в образе человека с колючей, как у Мефистофеля, бородкой, будто в ярости стиснутыми зубами, взъерошенного и надменного, упоенного своей известностью на посту председателя Реввоенсовета республики.
Верно, эффектный оратор. Но самовлюблен и слеп, как токующий тетерев, и скучает, когда дело касается «мелочей», не той высокой политики, которую, по его мнению, творит он; сидит на заседаниях Реввоенсовета, лениво разрезает страницы французского романа. Самоуверенность беспредельна: не велика голова, да булава при ней.
Когда «правитель омский», Колчак, с огромной армией наступал, захватывая Сибирь, Урал, с востока рвался к Волге, чтобы, соединясь с Деникиным, идти на Москву; когда коммунисты тянулись на фронт и Центральный Комитет нашел нужным поручить ему, Фрунзе, командование Четвертой армией на Восточном фронте и этим отклонил решение Троцкого назначить командующим другого, им самим избранного человека, Троцкий, будто согласившись с ЦК, все же не отпустил на фронт, под разными предлогами на целый месяц задержал его отъезд в армию.
Чей-то злой, неуступчивый дух витал потом над армией. Как на смех, боеприпасы поступали в армию в микроскопических дозах, снаряжения и обмундирования не добиться, новые формирования не утвердить, только и слышишь от штаба фронта: «Центр не утвердил», «Центр не разрешил», «Что вы там затеяли?»