Около башен и храмов Кремля, куда были доставлены знатные узники, ярко горели костры, рядом с которыми грелись отделения пехотинцев, подкидывая в огонь охапки дров и хвороста. Хорошо поставленная служба в собственных войсках всегда радует. Меж тем, мы направлялись к месту сосредоточения света и людей, где также чувствовались любопытство и страх. Многие крестились и судорожно вздыхали.
Командиры зажгли заранее приготовленные для них факелы, я приказал архиепископу взять в руки и возвысить над головой распятие и идти впереди себя, а его ближников вместе с иконами разместил за спинами своих людей. Так мы и вышли в народ. Поднявшись с архиепископом и губернатором на помост, я поднял руку, не прошло и минуты, как смолк приглушённый гул, ранее исходивший из толпы. Приговорённый к смерти боярин дождавшись этого момента, попытался было раскрыть рот, как тут же получил от конвоира удар кулаком в челюсть, после чего благоразумно замолк, внимательно, вместе с народом, слушая мою речь.
Я буквально физически чувствовал исходящее снизу, из толпы нетерпение, густо замешанное с напряжением. Их можно было понять, не часто в жизни увидишь такое шоу. Я полностью перестал ощущать реальность происходящего, видя лишь горящие глаза бойцов из оцепления и блики факельного огня на лицах людей в первых рядах. Ну что же, жребий давно был брошен, и давать задний ход уже слишком поздно.
— Слушайте меня, своего нового государя, мои подданные … — далее последовала пропагандистская речь в духе 40–х годов двадцатого века, о том, что враг у ворот, и чтобы выжить, Русь должна объединиться и сплотиться.
После столь проникновенной речи, под грозный бой барабанов, последовали казни бояр. Для большего эффекта их расстреливали из пистолей и ружей, а специально расточенные пули зачастую сносили пол черепа. «Расстрельные команды», действующие «под присмотром» полуобморочного владыки Спиридона справились со своей кровавой работой за полчаса.
Затем, переполненные впечатлениями за сегодняшний день новгородские жители, начали присягать. Они, сняв шапки, подходили один за другим, целуя распятие и крестясь на иконы, а затем кланялись в мою сторону. В меховой шубе я восседал на стольце, в окружении военноначальников и телохранителей, упорно борясь с накатывающем на меня сном.
Уже ближе к утру отправился со своей свитой сопровождающих во дворец архиепископа. Там я принял доклады о результатах сегодняшних конфискаций имущества казнённых бояр, прежде всего меня интересовали наличные деньги, драгметаллы, оружие и доспехи, изъятые у вельмож и городская казна. Отдельно доложили о результатах сбора трофеев с поля боя. Я всё это скрупулёзно записывал на отдельный листок с подзаголовком «Новгород». Доспехи, оружие и коней я приказал приписать к вновь формируемым отрядам пехотинцев и ратьеров. Недвижимое имущество и ценные вещи должны будут уйти с торгов, а весь конфискованный скот должен быть роздан нуждающимся. Самое главное, деньги и драгметаллы, перейдут на хранение под личную ответственность губернатора.
