Инна повозмущалась, повозмущалась и решила наконец устроить субботник в отряде, разгрести свалку, прибрать хотя бы около их корпуса. Ее осмеяли:
— Кому это нужно?! — Но сделали.
Гена не позволил Инне забежать в общежитие, нарядил ее в свою куртку с капюшоном. Они опять помчались на мотоцикле, на этот раз уже из Чульмана. Навстречу попадались мотоциклы, нагруженные корзинами и ведрами, тщательно повязанными сверху. Инна волновалась, что поехали они слишком поздно и все грибы уже собраны. А он только смеялся.
Ехали долго. Неслись так, что дух захватывало, пестрело в глазах, и Инна ничего не видела, кроме земли, ускользающей под ними.
Место действительно оказалось грибным. Низкий лиственничек, кустарниковая береза — маслята и рыжики повсюду. У Инны разбежались глаза. Она была заядлым грибником. Он привез ее и подарил целое богатство. Она собирала, не разгибаясь. А он ходил около, посмеиваясь, радуясь всему — и грибам, и лиственничку, и полянкам, и солнцу, и Инне, и тому, что он такой ладный и хороший.
— Ты во всем такая жадная? — спросил Гена, и она не удивилась, что он назвал ее на «ты». — Ну, подожди… Уже некуда их класть, — он наклонился и поцеловал ее в затылок. — Затылок-то розовый… Стрижка-ерыжка, стрижка-ерыжка… — повторял он, проводя ладонью по ее коротко остриженным волосам. — Ты и сама, как рыжик, и «ухи» тоже, маленькие, тверденькие, — добавил он, теребя пальцами ее ухо. Потом повернул к себе, крепко и коротко исцеловал в губы и отстранил от себя.
— Вот оставлю здесь одну, что будешь делать? — сказал он и направился к мотоциклу.
Инна укладывала грибы в ведра, в рюкзак поплотнее, чтобы не растрясти дорогой, полная чувством ожидания и уже счастливая настоящим.
Вернувшись, они вывалили грибы на пол, их оказался целый ворох. Вода в квартире не была еще подключена, ему пришлось идти на колонку.
«Пусть натаскает целую ванну, вода нужна, а я пока хоть немного наведу порядок», — думала Инна. Постепенно командовать начала она. Он безропотно передвигал вещи, выносил мусор. Хоть уборка длилась недолго, но в квартире сразу стало приличнее. Вместе чистили грибы, которым не было конца. О чем-то разговаривали.
Сели ужинать поздно. Инна заторопилась к себе в общежитие.
— Никуда тебя не пущу, Рыжик, поняла? — Ее возражений он не слушал. — Умывайся, а я постелю, — говорил он, прижимая ее к себе, — никуда тебя не отпущу. Поняла?
Она осталась.
— Я еще не знаю, Рыжик, какая ты, но группа кожи у нас одна, — шептал он в темноте.
