— Слышал, бабушка.
— А я принимала в нем участие! И не раз. Я была заядлая спорщица. Дедушка говорил, что у меня мужская логика, со мной можно разумно разговаривать, и что за это он меня полюбил. Посмотри на лицо деда, на мое, вот мы вместе перед войной, вот с твоей мамой, вот старые уже, дедушка с палочкой, но мы что-то еще ждем в жизни, мы не все сделали, от вас ждем, но ждем, не успокоились. А вот певец твой, этот мальчик…
— Вы его не знаете, бабушка, Вощихин такие песни поет — о голубой тайге, о смелых людях, о счастье, которое впереди, такие прекрасные песни!
— Я не о песнях говорю, ты в эстраде лучше меня разбираешься. Еще чаю налить?
— Я сам, бабушка. И прошу тебя при мне ничего не делать. Я и в магазин схожу, и приготовлю.
— Хозяйка-то на примете есть?
— Имеется.
— Хорошая?
— Красивая.
— Тоже неплохо. Как зовут?
— Зинка.
— Как?
— Зинка! То есть, конечно, Зинаида!
— У вас серьезно?
— У меня серьезно, бабушка. А она любит другого. Но он женат.
— Кто он?
— Тихонов.
— Плохой человек?
— Тихонов? Что ты, бабушка, чудесный человек, внешне ничем не выделяется, но крепче других, терпеливее. И справедливый, чужого не возьмет ни грамма. Он на Зинку даже не смотрит, жену любит, а Зинка от него млеет. Но ты, бабушка, за меня не волнуйся, я стойкий, я сам разберусь.
— Разберешься. Не спеша разберешься. Я тебе на диване постелю, как прежде.
— Хорошо, бабушка, но я еще на Калининский схожу на полчасика, можно?
— Можно. Взрослый уже. Мог бы не спрашивать.
— Не мог, бабушка. А что мои одноклассники, где они? Встречаешь?
— Димку Лосева видела. Слава богу, как не встречаться, в одном подъезде жили.
— Жили?
— Уехал Димка. Женился на чьей-то дочке и укатил в Женеву.
— В Женеву? Вот здорово! А у Зинки вроде совсем нету родителей. Она о них не говорит, а я не спрашиваю. Неудобно. А Володьку Ерхова не видишь? Тоже сосед. Через дом живет.
— Живет. Важный стал. Своя машина. Меня встретил — голову отвернул, сделал вид, что не узнал, хотя видно было, что узнал.
— Володька? Он же у нас без конца вертелся, оставался ужинать, у меня сдувал все контрольные, все диктанты. Я ему сейчас позвоню, я его телефон до сих пор помню!
— Не надо, Лешка. Я не обижаюсь. Меня твой дед научил не обижаться.
— Но если обидели, бабушка, как не обижаться?
— В обиду себя давать нельзя, но обижаться — последнее дело, обидчики этого не заслуживают, велика для них честь — наша обида. Так говорил твой дед, и я так думаю.
— Тут что-то есть, бабушка, как говорит наш Пряжников, тут надо помозговать. Ладно, звонить не стану. Я пошел, бабушка, на полчасика!
